В плену Красной Розы. Марк Адамов
бинтов отошли от кожи.
Глаза Лис держал закрытыми. Этому нехитрому приёму его научил старина Коновал, пока учил юного Вариона противостоять пыткам. Конечно, хорошему воспитаннику Приюта полагалось забрать собственную жизнь до того, как его поймают. Но в их деле случалось всякое, и лучше быть готовым даже к пыткам.
Коновал считал, что именно зрение отвечало за большую часть боли. Не так страшно то, что палач вырывает ноготь, как само зрелище. Вид ржавых кусачек с застарелыми потёками, которые медленно приближаются к дрожащим пальцам жертвы. То, как ноготь задирается чуть выше, чем должен. Всё это могло сломать бедолагу ещё до того, как разум ощутит непосредственно боль.
Сегодня Химера выяснил, что лечение не сильно-то отличалось от пыток.
– Молодец какой, – заявила Смева, обернув его руку в свежие бинты. – Почти не скулил сегодня. Теперь посмотрим твой глаз.
И вновь томительное ожидание сопровождало каждый разворот повязки. На этот раз Варион был готов и выругался только однажды, когда последний клочок ткани обнажил его левую щёку.
– Беда, – тихо прошептала служительница. – Никуда не уходи.
Она протопала куда-то в угол, позвенела склянками и вернулась в сопровождении резкого запаха. Будто кто-то открыл бочку с давно забродившим пойлом.
– Вот и молодец, пока не открывай глаза, – запах усилился по мере того, как голос Смевы стал ближе. – Кальтия, помоги, пожалуйста, вот с этим.
Чьи-то маленькие пальцы оттянули нижнюю челюсть Химеры и вложили ему в рот плоскую, горькую деревяшку. Кажется, так же поступали с безнадёжно ранеными солдатами перед тем, как оттяпать конечность.
Холодный поток выплеснулся на его лицо, но стало только горячее. Вся левая щека воспламенилась и запустила волну боли, что сдавила голову и через шею покатилась по спине. Варион впился пальцами в подлокотники, закусил до хруста горький брусок. То было дерево или его челюсть?
Да какая разница? Ничего, кроме боли уже не осталось. Химеры был уверен, что кожа сползла с его лица и оставила только раскалённый череп.
Но смердящий поток иссяк. Только слёзы продолжали стекать по измученной щеке.
– Ну, вот и всё, – довольно произнесла Смева, пока ещё помощница извлекала покрытую слюной деревяшку изо рта Лиса.
– Какого собачьего хера? – Варион почти не слышал собственный голос.
– Я просила за языком следить.
– Ты что со мной сделала? За что?
– Чтобы залечить тебя, это же очевидно.
– Не нужно мне такое лечение. К Чёрту.
– Ох, кого ты помянул, – Смева опять куда-то засеменила. – Не нужно, говоришь? Взгляни-ка сюда.
Химера осторожно открыл глаза.
Над ним навис чудовищного вида человек. Один глаз незнакомца оказался залит кровью так, что выглядел полностью багровым. Второй оставался белым, но наполняла его непознаваемая боль. Половина лица бедолаги состояла из чёрных шрамов, сочащихся белёсыми каплями, поверх посеревшей, будто бы мёртвой плоти.
«Ты ещё кто? – подумал Варион