На берегах Южного Буга. Подвиг винницкого подполья. Дмитрий Медведев
где прошлый раз.
– Ты будешь один или с этим товарищем?
– А что?
– Ты ведь должен меня с ним познакомить.
Тут Игорь впервые улыбнулся. Это была понимающая, чуть снисходительная улыбка взрослого человека. «Ишь, не терпится! Все ей сразу и подай!» – говорила эта улыбка.
– Хорошо, – согласился он. – Договорились.
…Всю ночь, не отрываясь, просидела Ляля за столом. Игорь был прав: невероятного терпения требовала эта работа. Склонившись над столом так близко, что лицо почти касалось бумаги, осторожно, не дыша, она переводила тушью на кальку мельчайшие очертания печати. Изображение фашистского хищного орла со свастикой далось ей без особого труда, буквы же – то одна, то другая – получались неровные. И чем больше злилась Ляля, с чем большим остервенением рвала очередной испорченный листок и принималась за новый, тем хуже, как на грех, получался рисунок. В конце концов, она стала жалеть, что выбросила самый первый листок: он был, конечно, самый удачный… Наталия Степановна несколько раз просыпалась и, видя свет в комнате Ляли, окликала ее. «Я читаю, мамочка», – говорила Ляля. Так прошла ночь. На рассвете, уже совершенно выбившись из сил, она решила остановиться на одном из рисунков, который был, конечно, не совсем удачен и уже наверняка хуже того, первого, но что поделаешь…
Тщательно убрав со стола все следы своей работы, упрятав тушь, перья, бумагу за книги на этажерку, Ляля в изнеможении бросилась в постель, но тут оказалось, что не так-то просто заснуть после бессонной ночи. Сначала не давали спать мысли о том, как она встретится завтра – да уже, собственно, сегодня! – с Игорем и этим его товарищем, Ваней, как они примут ее работу, дадут ли, наконец, настоящее задание; потом никак не удавалось улечься удобно, а главное – проклятые немецкие печати все стояли перед глазами: вокруг орла, цепко зажавшего в клюве свастику, ходили, прыгали, прихрамывая и падая на бок, острые готические буквы.
Днем, в условленный час, она подошла к библиотеке имени Крупской на Депутатской улице. Игорь появился тотчас вслед за ней: он, очевидно, высматривал ее из подъезда или из окна библиотеки. Они пошли вдоль по улице, потом свернули куда-то во двор и вышли в узенький переулок, которого Ляля прежде не знала. Здесь только Игорь остановился.
– Готово?
Ляля вручила ему приготовленный сверток. Не разворачивая, Игорь сунул его в карман.
– Ты посмотри все же, – попросила Ляля. – Может, это все никуда не годится, я тогда переделаю.
Ей так не терпелось узнать результат!
– А что, по-твоему, не вышло? – насторожился Игорь. – Зачем же ты сдаешь, если так?
Появление худощавого невысокого юноши в сером грязноватом, не по росту широком плаще, без шапки, прервало их разговор. Это был Ваня Бутенко. Пышная светлая шевелюра делала его очень непохожим на Игоря, кроме того, в отличие от Игоря, он улыбался и, казалось, совсем не умел хмурить лоб. И в то же время что-то неуловимое очень сближало, прямо-таки роднило их. Скорее всего, то были глаза: