Пути русской любви. Часть III – Разорванный век. Юрий Томин
попытка изобразить высокую любовь шаблонно заканчивается либо сумасшествием, либо гибелью охваченных роковой страстью персонажей, а порой доводит до нервного срыва и самих писателей.
III
Сумасшествие от любви. Под властью женщины. Грамматика любви. Картина первой любви. Исчезновение времени. Сострадающая нежность. Весы любви. Глубинные течения. Сборка личности. Нестерпимость вечной неразлучности. Подлое оскорбление. Возврат к подлинности. Самообман любви. Жизненный компас
В 1928 году будущий нобелевский лауреат Иван Бунин опубликовал рассказ «Конец Мопассана», где в связи с годовщиной смерти великого французского новеллиста, финальный возраст которого он уже превзошел на пятнадцать лет, описал его последние дни в сумасшедшем доме. Приводя подробности безумного поведения Мопассана – «в его бреду постоянно одно и то же: убийства, преследования, бог, смерть, деньги…», – Бунин поражается тому, что «так выражаются теперь у него его прежние сложные, мучительные мысли, столько раз с такой точностью, с такой красотой и изяществом высказанные им!». После знакомства с романом Булгакова нам не покажется удивительным, что Мопассан также стремился изгнать забравшегося в его больничную палату дьявола.
Бунин находил в Мопассане как «превосходные» места, так и «сущие пустяки», «пошлые наброски», но считал его (практически повторяя фразу Толстого7) выдающимся в том, что «он единственный, посмевший без конца говорить, что жизнь человеческая вся под властью жажды женщины». Эта власть, можно предположить, также довлела над жизнью и творчеством самого Ивана Бунина, несмотря на его внешне цельный и твердый характер.
Иван Алексеевич Бунин (1870‒1953)
В рассказе «Грамматика любви» мы узнаем о помещике, помешанном на любви к своей горничной и просидевшем больше двадцати лет на кровати после ее смерти в ранней молодости, оставившем после себя тетрадку с нравоучительным обращением: «Тебе сердца любивших скажут: // „В преданьях сладостных живи!“ // И внукам, правнукам покажут // Сию Грамматику Любви». В этой «грамматике», разбитой на маленькие главы, были собраны «порою очень тонкие сентенции»:
Разум наш противоречит сердцу и не убеждает оного. – Женщины никогда не были так сильны, как когда они вооружаются слабостью. – Женщину мы обожаем за то, что она владычествует над нашей мечтой идеальной. – Тщеславие выбирает, истинная любовь не выбирает. – Женщина прекрасная должна занимать вторую ступень; первая принадлежит женщине милой. Сия-то делается владычицей нашего сердца: прежде нежели мы отдадим о ней отчет сами себе, сердце наше делается невольником любви навеки…
Обратимся к творческому наследию Ивана Бунина и посмотрим, удалось ли ему добавить что-то существенное в наивную грамматику любви сумасшедшего помещика и в отличие от Мопассана не разочароваться в половой любви,
В «Предисловии к сочинениям Гюи де Мопассана» (1894) Лев Толстой признает художественный талант французского писателя, «столь искренно считавшего, что все благо, весь смысл жизни в женщине, в любви, и с такой силой страсти описывавшего со всех сторон женщину и ее любовь», но сомневается в его правильном «нравственном отношении» к жизни. Поэтому на его романах «лежит печать равнодушия, поспешности, выдуманности» и «для нас остается все-таки совершенно непонятным, каким образом все мужья всегда дураки, cocus и ridicules (рогоносцы и комичны), a все любовники, которые в конце концов женятся и делаются мужьями, не только не ridicules и не cocus, но героичны? И еще менее понятно то, каким образом все женщины распутные, а все матери святые?» Толстой сочувствует Мопассану, как талантливому писателю, имевшему, но не сумевшему воплотить самые благородные намерения: «Он хотел восхвалять любовь, но чем больше узнавал, тем больше проклинал ее. Он проклинает ее и за те бедствия и страдания, которые она несет с собою, и за те разочарования, и, главное, за ту подделку настоящей любви, за тот обман, который есть в ней и от которого тем сильнее страдает человек, чем доверчивее он предается этому обману».