Басурманка. Андрей Добров
конечно, дело, Мануйла Ондреевич, – сказал он как бы смущенно, – Но может тебе все же жениться? А то уж больно у тебя странные дела пошли. Мужик бабой переодетый – это скорее немцы на такое способны. А татары…
– Говорят, Девлетка с Крыма на Москву войной собирается, – сказал Злоба серьезно, – может лазутчика прислал? А его тут по-тихому Годуновские, Дмитрия Ивановича ребята и ухайдакали?
Мануйла отпил из кружки и вытер усы.
– Нет, – сказал он, поставив кружку на доски стола, – Не похоже. Меня ночью Шапка вызывал и сказал, что от Мстиславского пришло указание – это дело расследовать нашим приказом. Если бы лазутчик – его бы Годуновские во дворец забрали. Так что начнем с малого – вдруг это какой блаженный татарин сбежал и его сейчас по всем Татаркам ищут.
– Блаженный татарин? – удивился Злоба, – А разве татары блаженными бывают?
– То другая блажь, не божественная, – сказал Литвин, – Вот когда баба под тобой стонать и вертеться начинает – так прямо как блаженная. Но тут до святости, друг ты мой, далеко!
– Ну, приблизительно, – сказал Мануйла и вдруг снова подумал об Агафье.
Днем Мануйла опять заехал в мертвецкую, поболтать с Сорокой. Он нашел отставного сыщика во дворе – Нил сидел на табурете и строгал деревяшку – мастерил внуку полкана.
– Говорят, наши все Колывань взять не могут, – говорил Нил Сорока, – Сколько же они там стоять будут. Наш царь Магнуса с его ливонцами послал в помощь, а все равно дело не идет.
Магнус был датский принц, приставший ко двору и получивший от Ивана Васильевича отвоеванные ливонские земли в обмен на то, что признал себя вассалом-голдовником русского царя. По указу Грозного Магнус в тот год помогал нашему воеводе Умнову-Колычеву осаждать Колывань, позднее известную как Таллин.
– Знаю я этого Умнова-Колычева, – продолжал Сорока, – умного в нем немного. Бестолковый он боярин. Да и Магнус, как мне кажется, тоже не шибко умен. Один стратилат стоит другого. Да ты, я смотрю, меня не слушаешь. Что случилось-то? Рассказывай.
Мануйла рассказал все, что произошло. Посидели молча, обдумывая. Потом Мануйла сказал:
– Я вот чего не понимаю. Рядом Татарка. А мертвеца подкинули в Кадаши. Если бы они его на Татарке бросили – вообще никто бы трепыхаться не стал – там бы свои разобрались – тот же Илейка, местный целовальник. Зачем его везти в Кадаши?
– Ну да, – ответил Нил, выковыривая кончиком ножа грубый узор на игрушке, – конечно. Вся жизнь состоит из глупостей. Мы в них ищем смысл, а смысла нет никакого. Не больно много в нашей жизни смысла. Божье провидение есть, а вот смысла нет. Зачем он нужен, ты мне скажи? Я твое дело в Сущеве помню. Ты, конечно, умом блеснул. Но я как старый обыщик тебе скажу – в большинстве преступлений смысла нет. Они случаются либо от жадности, либо от страха. Вот и все. Если видишь что непонятно – значит ищи жадность или страх. И тогда непонятное