Неправильный боец РККА Забабашкин. Максим Арх
случилось?
Я сел на траву, снял очки, вытер ставшими мокрыми от слёз глаза и, скрежеща зубами, рассказал о том, что сейчас рассмотрел. Мне было очень жаль санитаров, медсестёр, врачей, наших бойцов и командира обоза Свиридова. Я помнил, что среди раненых находился красноармеец Апраксин, а среди охраны обоза – красноармеец Садовский. Все они плечом к плечу воевали вместе со мной и помогали уничтожать танковые колонны противника. И вот теперь, скорее всего, все они убиты.
– Это получается, они наш обоз с ранеными перехватили? – поняв суть моих слов, прошептал Воронцов, сжав руку в кулак. Он перевёл тяжёлый взгляд на Твердева и сказал:
– Теперь я думаю, товарищ, у вас нет сомнения в том, что там находятся наши враги?
– Да, Григорий Афанасьевич, если красноармеец Забабашкин смог увидеть такое, то все сомнения отпадают, – тяжело вздохнув, сказал тот и, сняв очки и ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс: – Только я всё равно не понимаю, зачем они в чистое переоделись.
– Да чтобы отдыхать было лучше, – устало пояснил я. – Не надо тут искать каких-то подводных камней и строить замудреные версии. Человек так устроен, что когда одежда на нём чистая, то тело отдыхает лучше. А перед новым заданием новую форму получат – грязную. Может быть, даже с наших убитых чем-нибудь поживятся. Или ту форму, что сейчас у них надета, просто испачкают. Только вот скажу я вам, товарищи, не выйдет у них долго в красноармейской форме гулять. Убью я их всех и хоронить никого не буду, – вздохнул и, закрыв глаза, поправив опять размотавшийся на голове бинт, прошептал: – Только вот не могу сообразить, как бы нам их лучше отработать.
– А надо придумать, Лёша! – уверенно заговорил Воронцов. – Я предлагаю так: мы с товарищем Твердевым подъезжаем на телеге, а ты остаёшься здесь. Эти двое из секрета к нам подходят, и ты их расстреливаешь. Забираем у них оружие, подкрадываемся и все вместе начинаем стрелять. Думаю, если одновременно начнём, то многих положим!
– Но и нас положат. Ведь когда мы откроем по ним огонь, то обнаружим себя, и они увидят, откуда идёт стрельба. После чего, разумеется, начнут стрелять в ответ, – усомнился я в разумности его плана.
– Ничего. Всех не перестреляют. Мы тоже их немало побьём.
Услышав предложение Воронцова, свои пять копеек вставил подпольщик:
– Товарищи, я хочу сразу признаться, что стреляю не очень хорошо. У меня зрение плохое, и на пятнадцать-двадцать метров я уже вижу всё нечётко.
– Так как же тебя в полицаи взяли? – удивился чекист.
– За вознаграждение. Корову, козу и три золотых цепочки пришлось отдать, – вздохнул тот. – Всей подпольной группой золото искали. У нас ни у кого не было.
– Понятно, – сказал Воронцов и, вернувшись к своему предложению, стал объяснять подпольщику детали будущего боя: – Раз плохо видите, значит, будете стрелять по тем, кто к нам приблизится. Алёша будет стрелять по тем, кто на дальней дистанции находится, а я по тем, кто на средней.
Услышав всё