.
целой рукой, – думаешь, византийцы будут соблюдать наши договоры?
– Если Феофил не хочет лишиться власти, то ему придется держаться за нас. Наши пять тысяч легионеров под его рукой не только являются наемниками для него, но и нашим кинжалом, который снесет ему желание нас предать.
– Гор, оставленный там за старшего, должен справится, – кивая головой, ответил дядя.
– А может разделить армию? – заявил Радомысл.
– Зачем? – я удивленно посмотрел на него.
– На севере есть богатое ханство, которое было данником хазар.
– Булгары? – я отвел взгляд, уставившись на полыхающий город.
– Да. Можно разделить войско так, чтобы часть, которая отправится на север, состояла из уставших и раненных наших солдат.
– Можно, – пробормотал я, – Василько в этой местности хорошо разбирается. Пусть готовится.
– Так он же и предложил.
– Замечательно. Пусть потом детали сообщит, когда Ходот вернется.
Радомысл начал стучать пальцем по протезу. Нервничает что ли?
– Говори уже, дядя, – проворчал я.
– Ларс… – я повернулся к родственнику и прямо посмотрел на него, – ты начинаешь совершать ошибки. – Я приподнял бровь на сказанное, – Да, сжигание двух богатых городов – это ошибка, которая привела только к одной хорошей новости – бескровному взятию Семендера.
– Хазары должны запомнить, что каганата больше нет и не будет. Здесь теперь отныне и навсегда – Гардарики, – спокойно заявил я.
– И ты хочешь сказать, что намеренно сжег Итиль и Саркел, чтобы подавить желание возродить каганат?
– Ну почему же намеренно? – я пожал плечами и повернулся лицом на вид горящего города, – Итиль я не хотел сжигать. Так получилось.
– Вот именно, Ларс, – дядя вздохнул, – раньше ты старался сохранить людей, причем и своих и чужих. Ты переживаешь смерть отца. Переживаешь за судьбу жены – и это понятно.
– Дядя, – я остановил словесный поток Радомысла, – сообщи войску, что завтра я буду награждать отличившихся воинов. Нужно будет раздать медали Сокола. И собери всех известных тебе аристократов и богатых купцов, которые здесь есть. Будем общаться с ними на предмет политического устройства царства и создания Итильского, Саркельского и Семендерского княжеств.
Радомысл хмуро разглядывал меня, пытаясь что-то сказать, но не решаясь.
– Слушаюсь, царь, – только и сказал он, после чего развернулся и ушел.
Обиделся. Жаль.
Но и слушать его рассуждения о Милене и Гостомысле я еще не в силах. Ни в прошлой жизни, ни в этой у меня не было настолько сильного потрясения, которое смогло бы так сильно выбить меня из состояния равновесия, как новости о похищении беременной жены, убийстве отца и разграблении столицы.
Только Эса и Ходот до конца смогли понять мое состояние. Только они смогли проникнуться той холодной, леденящей душу яростью, которая движет мной.
Я перерыл все дворцы кагана, но не смог найти ничего, что