Бисквитка. Татьяна Рогожина
танной и непостоянной. Как только на лице старика появлялась безмятежность, а взгляд уходил куда-то во внутрь, он становился недоступным для общения. И это напоминало одержимость. Вслушиваясь в тихий шорох собственных мыслей, герр Клос переставал, теряя связность речи, отвечать на вопросы, и совершенно не понимал, о чём укоризненно толкует жена, принесшая завёрнутый в тряпицу обед.
Мальчишки-подмастерья, приставленные к нему в обучение, беззлобно смеялись, наблюдая, как мастер, что-то бормоча едва слышно, шарил по полкам, рылся в столе и вдруг замирал с поднятым вверх указательным пальцем, или, вцепившись себе в волосы, сердито раскачивался на табурете, который иногда падал, не выдержав напора, сбрасывая на пол это нелепое существо.
В остальное время он мало отличался от других обитателей городка, традиционно украшенного фахверковыми постройками и шпилями готических церквей, что с комфортом расположился в основании живописного холма, в мягких складках которого среди зарослей можжевельника прятались сказочные сталактитовые пещеры и тихо струилась чистейшая вода из многочисленных источников.
Как и многие жители, герр Клос исправно ходил на работу, отдавая ей большую часть жизни и практически всю душу. Пару раз в неделю после трудового дня заглядывал в местный кабачок-кнайпе, своего рода клуб по интересам, чтобы выпить под лёгкую закуску кружку пива и обсудить последние новости с соседями (чужаки здесь бывали редко). В привычной обстановке ― длинные столы, массивная дубовая мебель ― всё располагало к неспешной беседе. Случались, правда, и споры, поводом для которых всё чаще становилась политика или спорт. После ужина, удобно устроившись в любимом кресле, с уже не раз восстановленной обивкой, герр Клосс листал газеты, где всегда находился повод хоть для удивления, хоть для ворчания. В выходные дни, страдая от вынужденного безделья, проверял счета и безуспешно препирался с женой, склонной к бесконтрольному потреблению аптекарских снадобий.
Лишь мятный ликёр с его освежающим вкусом, который с незапамятных времен делали всё в той же маленькой аптеке, что через дорогу, не вызывал у него раздражения.
Очень действенное лекарство!
Принял рюмочку и хворь непременно отступит. Не то что порошки да пилюльки, коими неразумная супруга травилась с утра до вечера, пытаясь извести то одну болячку, то другую.
Однако от приступов безумия (фрау Марта временную его чудаковатость считала исключительно болезнью ущербного ума) сладковато-горький напиток старика не спасал. Увы.
Не далее как в прошлое воскресение, когда герр Клос надумал освежить старинную надпись над дверным проёмом и подправить гравийную дорожку, чьи очертания показались ему слишком расплывчатыми, ликёр вновь оказался бесполезным средством, хотя и весьма приятным на вкус.
Надо отметить, что он всегда заботливо относился к своему жилищу. Да и как иначе?! Ведь дом перешёл к нему от отца, а тому от прадеда, и был построен в традиционном для немцев стиле, когда сначала возводится жёсткий деревянный каркас, а потом пространство между балками заполняется камнем, глиной или кирпичом, а то и вовсе строительным мусором. Прадед, не имея достаточных средств, каменным сделал только цоколь, чтобы стены не сырели, а дальше использовал смесь глины с ветками, соломой и щепой, чтоб дом «дышал» и стоял долго. И действительно, благодаря стараниям нескольких поколений до сих пор всё держится, не осыпается, хотя столетний рубеж давно преодолён, о чём свидетельствуют выбитые под крышей цифры: тысяча семьсот шестьдесят два, то есть дата рождения дома, в котором всё так же слегка пахнет скипидаром, цветочным мылом, сверкают чистотой полы, а напольные часы в ореховом корпусе исправно отсчитывают время.
Герр Клос привычно взглянул на календарь (подарок на рождество от любезного аптекаря), пришпиленный прямо к стене. Всё правильно: на дворе тысяча восемьсот девяносто седьмой год, ещё чуть и нагрянет век двадцатый. Или вползёт? Или того хуже ― ворвётся, словно хулиган, круша и безобразничая. Нет, нет. Пусть уж лучше произойдёт всё тихо, незаметно, без потрясений. А впрочем, как бы это событие ни случилось, постоянный уход за жилищем, которому в этом году исполнилось ровно сто тридцать пять лет, никто не отменял.
Всему своё время.
Прошлой весной герр Клос побелил наружные панели, подкрасил коричневым цветом дубовые балки, в точности сохранив сложный геометрический рисунок с чередованием тёмного и светлого. Квадраты, треугольники, ромбы. Асимметрия узоров только приветствуется. Теперь пришла пора привести в порядок слова, что когда-то вырезал над входом его далёкий предок: Wie die Mache, so die Sache. Какова работа, такова и вещь. Напоминание потомкам о том, что род у них мастеровой, работящий, где слово «качество» не пустой звук, а образ жизни.
Почти вся родня, да и сам герр Клос, были стеклодувами. Ремесло изучали с детства. А как иначе?! Ведь всё на глазах. Раньше, как правило, работали на дому, получая сырьё от заказчика и ему же сдавая готовую продукцию. Трудились всей семьёй по подряду, распределив обязанности так, что даже детям поручались несложные задания. Конечно, кое-кто и сейчас так работает, по старинке. Но не герр Клос. Его беспокойный и склонный к изобретательности ум