Под синим солнцем. Рома Декабрев
Но как это возможно? Я молчу и почти не смотрю на неё, и она уходит. Гордо подёрнутая головка на хрупкой шее в такт раскачивает собранными в хвост волосами. Под глазами, ускользающими то и дело от прямого контакта, стойкие мешки от скопившегося недосыпа; из косметики только тушь, застывшие в фарфоре губы слегка напряжены и как бы подтянуты, что сообщает об избыточной мыслительной активности – каждый свой шаг она будто пытается просчитать наперёд, оценить возможные последствия от действия и, кажется, тут же жалеет о подуманном. Выражение такое серьёзное, будто это невозможно – добиться он неё настоящей улыбки, лишь брови, слегка удивлённые и добродушные, препятствуют цельности сурового образа. И всё же она заставляет себя расплываться в, каждый раз, когда подливает мне фильтрованный кофе. У неё совсем не получается по-настоящему выражать удовольствие от процесса, либо же она не пытается скрыть свою неприязнь. Теряется, находится и снова теряется. Что она здесь забыла? Она же совершенно случайный человек. Так быть не должно – надо её спасти. Но как?
В мельчайших подробностях с этого ракурса мир начинает казаться слоёным тестом, и хоть наплыва особо положительных чувств это не вызывает, зато знатно красит моё времяпрепровождение. В таком состоянии я могу сконцентрироваться на исследовании стола, за которым сижу, полностью погрузиться в созерцание хлебных крошек и брызг кетчупа, оставшихся ещё со вчерашнего вечера: вряд ли здесь кто-то побывал до меня сегодня. От безысходности я принимаюсь восстанавливать причинно-следственную связь, примечаю на поверхности стола несколько колотых ран, превращающих кетчуп в кровь.
– По карточке или наличными?
– По карте, – сказал, сделав акцент на телефоне в руке.
С улицы веяло прохладной сыростью; насколько бы точно эта отчётливая жжёная примесь в кофейном духе ни вписывалась в моё состояние, самое время было бежать – набросил пальто, напоследок оставил чаевые (через приложение), раскланялся, и всё, точка, ничего такого, не кусал Надежду за незакрытые бледные ноги, не швырял деньги. Домой, побыстрее оказаться дома.
2
the gridiron
И здесь человек отступил и убежал. И звери съели его. Это не было насилием, Он годился в пищу для омерзительного пира.
Сковывающий страх не покидал девушку, не давал вздохнуть полной грудью: зачем взяла деньги? Теперь внутри всё застыло, будто в предвкушении приближающейся катастрофы; от рук не отвязывается дрожь; попыталась наметить принадлежность предметов по отношению к себе и себя по отношению к предметам: кружки разных мастей, шкафчики, кофейный рожок, кассовый аппарат, джиггер – всё это она видела будто впервые, вдруг звякнула микроволновка… чёрт… забыла совсем о круассане для престарелого мудака, надо же, и такое бывает, что с возрастом