Дорогой пилигрима. Вячеслав Гришанов
затяжку от выкуренной почти полностью самокрутки. – А у тебя как?
– Не спрашивай. Вчера вот вечером телевизор посмотрел, – начал разговор Кирьян, – тошно стало.
– А что так?
– Дак прибавку нам опять к пенсии дадуть – аж пятьдесят рублей!
– Ну и хорошо! Хоть и бородавка, а всё‐таки приятно, – с некоторой иронией ответил Тимофей.
– Всё дай сюда, на кусок хлеба.
– Али на заваруху, – подхватил Кирьян.
– Вот-вот. Ты давай-ка заходи в ограду – погуторим да покурим маненько, а я сейчас, табачку только возьму, – произнёс Тимофей и скрылся в сенях.
Закрыв калитку, Кирьян прошёл к невысокой завалинке и сел на нагретые солнцем доски.
Выйдя из сеней через минуту с кисетом махорки, Тимофей сел рядом возле Кирьяна и негромко произнёс:
– Закуривай, Кирьян! Всё одно помирать. Не сегодня, так завтра.
– Ишь ты, прыткий какой, – с удивлением произнёс Кирьян. – Помирать! Ты, я вижу, вон парусник собрался делать, а говоришь – помирать. Небось за границу сбежать хочешь? Там, говорят, жизнь‐то ой какая хорошая! Я тоже по телевизору видел. Ой, как хорошо! Нам и не снилось с тобой.
Тимофей выждал паузу и, размышляя над сказанным Кирьяном, заговорил:
– А на какой хрен эта заграница должна мне сниться, я у себя в Отечестве хочу хорошо жить. Ты вот, Кирьян, телевизор смотришь, а я нет, потому ответь мне, почему всякие там правители отрывают крестьянина от земли и от тех забот, которые она налагает на него, от тех интересов, которыми живёт крестьянин веками на этой земле?
Почему один работает всю жизнь и ничего не имеет, а другой палец о палец не ударит, а добра неисчислимое количество: фабрики там, заводы, станции всякие; они что, строили их али как? А что имеем мы, простой‐то народ? Да ничего! Я разумею, что получается так: кабы не клин да не мох, так бы и плотник издох. Вот я, крестьянин, интересуюсь у тебя: куда же, мать твою, смотрит государство при таких‐то порядках да при таких симптомах? А получается, что никуда! Кругом одни враки да обещания. В общем, я понимаю так, что одна катавасия получается; сколько мы ни бежим от беды, а всё в пропасть попадаем, будь она неладна.
– Ну ты загнул, Тимофей, – ошалело произнёс Кирьян, – на такой вопрос сразу и не ответишь, однако одно могу сказать: каково теля, таково и племя. Нынче кто командует‐то, соображаешь? – Кирьян посмотрел на Тимофея и ткнул себе пальцем в висок. – Одни компьютеры. Они же бесчувственные, им до людей, то есть до нас с тобой, никакого дела нет. Понял? – глядя в глаза Тимофею, произнёс Кирьян. – Это же как в электричестве, ты вот незнамо в эту область полезешь, ну в провода значит, и че-вой‐то замкнёшь, а пробки‐то сразу раз и отключатся. Чуешь, что говорю?
В этот момент Тимофей заинтересовался разговором и неожиданной мыслью Кирьяна и, глядя на него, внимательно ждал дальнейшего развития.
– Хорошо ещё день, – продолжал Кирьян, – а если ночь?
– Ну и что, что ночь? – с непониманием спросил Тимофей.
– А то! Электрик‐то…