Дорогой пилигрима. Вячеслав Гришанов
направился к берегу, при этом сказав:
– Пойдём, Васька, разгрузимся, да ехать уже пора.
Телега с лодкой стояла у пологого берега реки. Поднявшийся уровень воды значительно облегчал задачу по разгрузке лодки. Перенеся небольшие пожитки, а также все рыболовные снасти ближе к заимке, Тимофей и Васька без особых трудностей спустили на шестах лодку с телеги прямо в воду. Качаясь на мелкой ряби возле самого берега, лодка вызывала гордость и пробуждала у Тимофея страсть и желание поскорее выйти на перекаты и заняться рыбалкой. Закрепив лодку на берегу, Тимофей подошёл к Белогубке и, взяв её под уздцы, развернул телегу в противоположную от реки сторону.
– Давай, Васька, поезжай! Пока ещё доедешь. Да не гони сильно‐то – чай не на свадьбу. На той неделе смотри подъезжай – буду ждать! Бочку, что в сенях стоит, возьми – да не забудь, а так вроде всё. Ну, давай, езжай с богом!
Васька сел в телегу и, резко дёрнув на себя вожжи, крикнул:
– Но! Пошла, шельма!
Понимая, чего от неё требуют, Белогубка быстро тронулась с места. Пройдя несколько шагов, она вдруг встала как вкопанная. Повернув голову в сторону Тимофея, она поглядела на него с какой‐то необъяснимой грустью, будто прося прощения или, по крайней мере, какого‐то снисхождения.
– А ну пошла! – крикнул Васька и, изогнувшись, ударил вожжами лошадь. – Ох ты, шельма… Но!
Тимофей молча опустил глаза и, развернувшись, направился к избушке. Фырканье лошади и поскрипывание колёс с каждой минутой удалялись от него. Уже через несколько минут вокруг него стояла какая‐то умиротворённая тишина, и только жужжание ос, поселившихся под крышей заимки, напоминало о существовании жизни.
Несмотря на конец первой декады июня, уровень воды в Уньге оставался ещё высоким. Небольшие островки были покрыты водой, и только торчащие верхушки кустарника обозначали чёткие их границы. Вода, поднявшаяся не несколько сантиметров, затопила прибрежные деревья: ивы, черёмуху и берёзы. Стоя в воде, они были одиноки и печальны, нижние ветки будто боялись касаться поверхности воды; качаясь на ветру, они вздрагивали, то и дело подымая их вверх.
На пологих берегах по обе стороны реки кое-где лежали длинные брёвна ели, сосны, а также причудливые коряги, выброшенные течением реки. Вдали, на горизонте, освещённые лучами летнего солнца, гуськом тянулись длинные белые облака; наплывая друг на друга, они принимали причудливые формы, периодически растворяясь в невидимую воздушную дымку.
От заимки открывался красивый вид на реку и высокий скалистый берег – Марьин утёс, видневшийся в пятистах метрах по течению реки. Своё название, как сказывали старожилы, утёс получил в честь девушки, погибшей здесь много лет назад, ещё в пятидесятые годы прошлого века. «Расписанный» разными матерными словами, он будто напоминал всем, кто был и будет ещё здесь, что таинство природы с этого места заканчивается и начинается человеческое присутствие.
Последние годы Тимофей замечал, что река становится мельче, а рыбы в ней всё меньше. Причины