Человек книги. Записки главного редактора. Аркадий Мильчин
любили заплывать с городского пляжа самые азартные пловцы. Делал это не раз и я. На острове обычно загорали, отдыхали, а затем возвращались обратно на общий пляж.
Из походов на Днепр прочно запомнилась дорога домой. Если не было возможности переправиться через Ореховку на лодке, приходилось идти до железнодорожного моста, перекинутого в метрах двухстах от станции, причем сразу же за станцией начинались пески. Место было открытым. Возвращались мы часто к обеду. Солнце в это время палило безжалостно. Ноги вязли в песке. Вскоре от свежести после купания не оставалось и воспоминания. Лицо и шея покрывались потом. Лишь перейдя мост и достигнув Дубовой рощи, мы могли несколько передохнуть от жары. Но самым трудным участком на пути домой было место, где кончалась река Московка, вдоль берега которой пролегала тенистая дорожка, и начинались городские улицы. От улицы Кирова, первой пересекавшей наш путь домой, до улицы Артема тянулся выжженный солнцем пустырь. Это была последняя трудная преграда. Солнце здесь палило особенно безжалостно. Мы обливались потом. Губы пересыхали. Ввалившись домой, мы набрасывались на холодный компот, предусмотрительно заготовленный мамой. Оторваться от него было очень трудно. Пили, во всяком случае я, как любил говорить Вова Браиловский[5], «от пуза», т. е. так, что пузо наливалось, становилось тугим, как барабан. В доме было прохладно, так как на дневные часы окна закрывались ставнями. И желание больше никогда-никогда не ходить днем через пустырь постепенно исчезало. На следующий день все повторялось в точности.
За год до начала войны я уже наловчился переплывать Днепр. Делать это было нелегко. Когда выходил после этого на другой берег, ноги дрожали и подгибались от усталости. Чтобы достичь намеченного на другом берегу места, приходилось заходить вверх по течению и плыть под углом 45 градусов против течения.
В начале войны, уже после того, как наш класс вернулся из совхоза в Запорожье, я решил посетить Днепр для прощанья с ним, будучи уверенным, что расставание неизбежно. Вместе со мной, кажется, был Мося Цуреф. Днепр был пустынным, осиротевшим. Переправы на хортицкий пляж не было. Мы решили добраться до него вплавь. Сложили одежду и поплыли на боку, держа сверток на полусогнутой свободной руке. На Хортицу мы добрались без осложнений, а вот на обратном пути, когда мы уже были недалеко от берега, я оплошал: рука, державшая сверток, неожиданно подломилась от усталости и одежда ненадолго оказалась в воде. Приплыв к берегу, разложил одежду, чтобы высушить ее. К сожалению, в верхнем кармане рубашки лежал комсомольский билет, и он не сильно, но промок по краям.
Расстался я с Днепром уже после пятидесяти. В 1980-е годы я приезжал в Запорожье по приглашению Вовы Браиловского и жил на его садовом участке. От участка до Днепра было очень далеко, и хотя я побывал несколько раз на берегу, но, что называется, только отметился. Ни переезжать на Хортицу, ни плавать в Днепре уже не стал. Одному было неинтересно, а Вова к Днепру был безразличен.
Лишь
5
Владимир Семенович Браиловский (1925–1995) – папин соученик и близкий друг, школьный учитель физики; они общались до самой кончины В.С. – сначала во время папиных летних приездов в Запорожье, а в последние годы в основном эпистолярно.