Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917. Альберт Каганович
разных религий в Средней Азии, Кауфман сказал собравшимся жителям Самарканда: «Каждый молится так, как его научили отцы; русский закон в это дело не вмешивается. Христианин, магометанин, еврей, индус – все молятся по-своему. Молитесь и вы…»[236] А во время произошедшей тогда же встречи Кауфмана с делегацией бухарских евреев Самарканда генерал-губернатор, получив осторожный отрицательный ответ на свой вопрос, не обижают ли их мусульмане, все-таки счел нужным заверить еврейских представителей:
Я надеюсь, что этого уже более никогда не будет. В землях, подвластных Великому Государю, каждый может найти себе защиту и покровительство. Мусульмане должны тоже признать, что все люди равны перед законом. Живите мирно и спокойно, занимайтесь каждый своим делом, а закон Государев всегда защитит вас в случае надобности…[237]
Эти высказывания Кауфмана, свидетельствующие о его толерантности, были восприняты группой насильственно обращенных в ислам евреев – чала как разрешение вернуться в иудаизм. В семейных преданиях сохранился рассказ о том, как Кауфман разрешил чала вернуться в иудаизм, добавив при этом, что религия – личное дело каждого[238]. После этого несколько десятков семей чала в Самарканде сразу открыто вернулись в иудаизм[239].
Дружеское отношение к местным евреям проявлялось и среди солдат. Очевидец завоевания Самарканда подполковник Мартин Лыко так описывал взаимоотношения солдат и евреев:
Более всех радовались нашему вступлению в Самарканд евреи и иранцы. Евреи толпами приходили в цитадель, чтобы выразить чувства радости и благодарности. Солдаты, со своей стороны, особенно дружелюбно относились к евреям. Встретив еврея, солдатик останавливал его и, взяв за веревку, которой они обыкновенно подпоясываются в бухарских владениях, говорил: «Что же ты не снимешь веревки, не надеваешь ичигов [высокие сапоги из мягкой кожи] и нового халата, ведь теперь ты это можешь». Когда кто-либо из русских проезжал по еврейскому кварталу, евреи выходили на улицу, и приветствиям не было конца. Дети их встречали приезжих русских: «здравствуй»[240].
Почти те же призывы со стороны солдат приводит и Константин Абаза, дореволюционный исследователь завоевания края. При этом он добавляет, что, услышав их, еврей умилялся от восторга, чувствовал, что он такой же человек, как и другие[241]. Бухарские евреи, ободренные Кауфманом и русскими солдатами, сразу стали носить кушаки вместо ненавистных веревок и ездить в городе верхом на лошадях. Между тем, поверив в проявленную самаркандцами покорность, командующий русской армией Кауфман покинул с основными силами город, оставив во внутренней старой крепости лишь небольшой гарнизон. Бухарские евреи после ухода основных русских войск начали опасаться погромов в наказание за свою радость по случаю захвата города и за нарушение ограничительных законов[242]. Эти опасения еще более усилились после известий о подходе к Самарканду войска шахрисябзского бека. 26–28 мая бухарские евреи
Хотя Самуил Вайсенберг (1867–1928), один из первых исследователей еврейской антропологии и восточного еврейства в России, писал, что в иудаизм вернулись пятьдесят семей чала, такая цифра представляется завышенной. См.: