Ты, я и никого больше. Валерий Бритад
никогда этого не делал в сознательном возрасте. Я попытался вспомнить, какой сегодня день недели.
– Воскресенье… Люди выходят утром на улицу в воскресенье? Я – нет. Я – человек вообще?… А сколько времени?
Телефон показывал красивые «11:11». Был бы я какой-нибудь «эзотерик бимбо», то я бы загадал желание. Вместо этого я просто обматерил суеверных и продолжил смотреть на улицу. Не добившись никакого результата, я подключил к процессу свои нечищеные от серы уши. У меня в квартире обычно слышно, как гудят проезжающие рядом тачки. Так понятно, что всё в порядке. Жизнь в городе идет полным ходом. А ещё иногда я слышу, как под моим окном громко по телефону не на русском языке разговаривают всякие утырки – гордые представители стран ближнего Востока. Если бы там были англичане, французы, даже, прости Господи, американцы, то я бы думать плохо про них не посмел, но эти…
Ничего слышно не было. С одной стороны, а может и не должно? Больших дорог нет рядом. С другой, беспокойство усиливалось сильнее и заставляло голову роиться разными вопросами о происходящем.
– Лебедь! – тревожность била в колокола и заставляла произносить нехорошие словечки. На столе также стоял «Егер». В нём было столько же жидкости, сколько оставил вчера Темыч, – Набухался, ёлки-сосалки. Попал в алкогольную кому. Или сразу в «лимбо». Чё происходит?
Я, зачем-то, подошёл к выключателю и подергал его туда-сюда. Дорогущая хрустальная люстра в золоте, под которой недавно дрыгались малолетние шлюхандзе, отказывалась включаться, заставляя чувствовать меня придурком, который хочет добыть свет крайне варварским способом.
– Электричества нет… Еда-а-ать.
Апокалиптичная картинка, как пазл, начала постепенно вырисовываться в единое полотно. Мне тут же захотелось удостовериться, на месте ли Ева. Вдруг там лежал её труп или искусно сделанное чучело. Я ведь даже на лицо её не посмотрел, когда уходил. Я пошуршал до спальни и успокоился. На той же кровати, в тоже беспечной и прелестной позе лежала моя спящая некрасавица. Я прошёл мимо неё и уставился в здешнее окно. За ним было так же безлюдно и у меня возникла конченая хотелка – открыть окно и заорать, чтобы кто-нибудь отреагировал и приказал мне успокоиться. Был бы я один, то сделал бы так, конечно, но позади меня безмятежным сном спала не заслуживающая такого пробуждения милая девчушка.
Как ей сказать-то? «Ева, просыпайся. Все куда-то уехали», – кто эти «все»? Куда уехали? Да знал бы сам. Хотя так получилось бы весьма лаконично и правдиво, полагаю. Был бы я по-настоящему конченым, то для драматического эффекта начал бы трясти её за плечи, истерично вопя: «НАС БРОСИЛИ ОДНИХ, ЕВА. МЫ ВСЕ УМРЁМ! А Я ТАК ХОТЕЛ ПОЖИТЬ ПОДОЛЬШЕ».
Или просто дождаться, чтобы она проснулась, а там уже видно будет?
Я сел на край кровати и начал любоваться спящей. В светлой дымке она смотрелась и правда, как какая-то принцесса. Обычно люди перед пробуждением так красиво не выглядят, насколько мне известно. Кто-то специально ей волосы уложил, грязь из-под глаз убрал и ротик закрыл, чтоб оттуда ничего