Поэтический язык Иосифа Бродского. Людмила Зубова

Поэтический язык Иосифа Бродского

не только как отрезки времени, как извилины мозга, морщины (Все эти годы мимо текла река, / как морщины в поисках старика – «В окрестностях Атлантиды». 1993. IV:130), но и как рифмованные строки:

Я родился и вырос в балтийских болотах, подле

серых цинковых волн, всегда набегавших по две,

и отсюда – все рифмы, отсюда тот блеклый голос,

вьющийся между ними, как мокрый волос

(«Я родился и вырос в балтийских болотах, подле…». 1975. III:131).

Морской шум, он же шум времени – это сама речь:

Выбрасывая на берег словарь,

злоречьем торжествуя над удушьем,

пусть море осаждает календарь

со всех сторон: минувшим и грядущим

(«Сонет». 1964. II: 80);

Море, мадам, это чья-то речь

‹…›

я нахлебался и речью полн…

‹…›

Меня вспоминайте при виде волн!

‹…›

…что парная рифма нам даст, то ей

мы возвращаем под видом дней

(«Письмо в бутылке». 1964. III: 74);

живу в Голландии уже гораздо дольше,

чем волны местные, катящиеся вдаль

без адреса. Как эти строки

(«Голландия есть плоская страна». 1993. IV: 136).

Общеязыковая основа сближения волн с рифмами – употребление слова волны как термина акустики (с соответствующим графическим изображением), перенесение образа волн – как водяных, так и звуковых – в сферу эмоций[37]: волноваться; настроиться на одну волну[38]. Конечно, здесь актуально и созвучие река – речь, традиционно смыслообразующее в поэзии[39].

В стихах Мандельштама раздвоенность сознания приводит к появлению темы Пушкина одновременно в двух планах – явном и скрытом. Поэт слышит, как один из конвоиров читает другим стихи Пушкина[40], и это фиксируется в строках

Чтобы Пушкина чудный товар не пошел по рукам дармоедов,

Грамотеет в шинелях с наганами племя пушкиноведов[41]

Для Бродского, осужденного за тунеядство, слово дармоедов – не пустой звук. Славные ребята из ГПУ «грамотели» именно для того, чтобы Пушкин не достался таким, как Бродский, и Мандельштам как будто предвидит эту ситуацию.

Так как сон был старше, чем слух, пушкинская тема воплощается в мечте о синем море пушкинских сказок[42]. Слова на игольное только ушко, довольно странные для образа моря, имеют не только фразеологический подтекст библейского происхождения[43], но и пушкинский, в котором глубоко спрятана тема Петербурга. И здесь придется вернуться к фразе, начинающей первую и вторую строфы. – День стоял о пяти головах.

Можно предположить, что предметная основа этой метафоры – Спасская башня Кремля с пятиконечной звездой над часами. Это эмблема, утверждавшая одну из главных советских мифологем: главные часы государства должны определять ход времени во всем пространстве. Мандельштам, вовлеченный в миф, развивает его,

Скачать книгу

37

Эротический образ, связанный с волнами (Либо – пляской волн, отражающих как бы в вялом / зеркале творящееся под одеялом – «Новый Жюль Верн». 1976. III: 118) к анализируемому стихотворению непосредственного отношения не имеет, однако самым прямым образом соотносится с темой поэзии.

38

См. подробное исследование о семантическом поле вода в языковых метафорах: Скляревская, 1993: 113–136.

39

«Связь речи с рекой представляет собой древнейший архетипический образ, отраженный в некоторых мифологических традициях и языках ‹…› Обозначения реки и речи происходят от разных корней, но почему-то они похожи, причем в разных языках ‹…› Это хорошо видно в сочетаемости слов. Ср. вполне обычные, с едва ощутимой образностью сочетания-полуклише: льется речь (и Лейся, песня, на просторе!), поток слов, плавная речь, течение речи, термин психолингвистики речевой поток, а также фразеологизмы, включающие сближение речи (или мысли) и льющейся воды: растекаться мыслию по древу, переливать из пустого в порожнее, заткни фонтан! и под. В нефольклорной поэзии этот образ, в силу привычности, почти не используется; ср., впрочем, полноводная речь (П. Вяземский), тихоструйная речь (Ю. Герман), а также в фольклорно-стилизованном контексте:

А как речь-то говорит,Словно реченька журчит

(А. Пушкин).

В обычной речи образность сочетаний вроде течение речи едва ощутима, но тем очевиднее, что сближение речи и реки существовало в далеком прошлом человеческого сознания» (Мечковская, 1998: 54–55).

40

В примечании к этому стихотворению утверждается, что поэт сам читал Пушкина конвоирам (Мец, 1995: 612). Однако в источнике, к которому отсылает комментатор (Мандельштам Н. Я., 1989: 47), говорится: «В дорогу я захватила томик Пушкина. Оська так прельстился рассказом старого цыгана, что всю дорогу читал его вслух своим равнодушным товарищам». В предыдущем и последующих абзацах сказано, что Оська – это старший конвоир.

41

«… Он люто ненавидел ‹…› спекуляцию на имени Пушкина ‹…› Всякий пушкинизм был ему противен» (Ахматова, 1995: 26–39).

42

О синем море этого текста в отношении к фольклору и сказкам Пушкина см.: Топильская, 1995: 269–270.

43

Поговорка Легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем богатому войти в царствие небесное – цитата из Библии (Мф., XIX, 24; XXIII, 24).