Губернатор. Александр Проханов
завершалась. Из печи изливалась ленивая черно-красная лава. И следом ликующим золотым ручьем хлынул метал. Успокаивался в изложницах стеклянными брусками, дышащими, мягкими, как мармелад. Темнел, остывал, превращаясь в черные теплые буханки.
Черствые грубые слитки уходили на склад, и в каждом таились будущие изделия, – трубы газопроводов, подводные лодки, орбитальные станции. Или крохотная подковка на каблучке прелестной женщины, танцующей под хрустальными люстрами.
Обо всем этом подумал Плотников, слыша рокот кипящей стали.
Теперь они шли по громадному, уходящему вдаль цеху, где заканчивался монтаж оборудования. Как великаны, стояли тяжеловесные прессы. Круглились рольганги. Драгоценно вспыхивали электронные системы управления. Весь цех, по частям, был куплен в Италии, Германии, Японии. Могучая заморская техника была готова служить насущному русскому делу. Катать трубы для газопровода, соединявшего заполярный Ямал с Китаем. Бронхи, вдыхающие русский газ в китайские легкие.
– Федор Леонидович, к декабрю запуститесь? Поздравим вас с первой трубой? – обращался Плотников к Ступину, наблюдая, как монтажники в касках тянут связки разноцветного кабеля. – Мне дали понять, что на запуск может приехать президент. Этот газопровод – его личное детище. Его ответ дурной Европе.
– Мы стараемся, Иван Митрофанович. – Ступин смотрел на сочленения гидравлического пресса, словно мысленно гладил кожу огромного послушного животного. – Эта дурная Европа чинит препятствия. Отказывается продавать электронику. Приходится хитрить, добывать через третьи страны. Я тоже слышал о возможном приезде президента. Для нас обоих это будет событие.
Ступин смотрел, как движется под металлическими сводами портальный кран, и в крохотной стеклянной кабине, как летчица, поместилась крановщица. Оглашала гулкое пространство тревожным гудком.
Главный инженер и вице-губернатор приотстали, заглянув на пульт управления прокатного стана.
– Отдаю должное вашей энергии и вашей смелости, Федор Леонидович. – Плотников с удовольствием смотрел в открытое, волевое лицо Ступина, который жадно озирал убегающий в туманную даль цех. Словно стягивал воедино множество громадных машин и хрупких приборов, стальных великанов и хрустальных циферблатов. Молниеносный удар зрачков, и цех загрохочет, зашевелится, наполнится алой летящей сталью, звоном громадных труб. – Когда вы затевали комбинат, о восточном газопроводе только ходили слухи. Вы рисковали. А вдруг отложат строительство? И спроса на трубы не будет? И все ваше дело рухнет? Вы прозорливец, Федор Леонидович.
– А разве вы не рискуете? Разве наша русская жизнь – не риск? Нас с вами спасает вера в то, что Россия выстоит. Вера вознаграждается, Иван Митрофанович.
Они посмотрели один на другого, единомышленники и партнеры, оказавшиеся вместе среди непредсказуемых сотрясений.
– А правда ли, Иван Митрофанович, что вы можете переехать в Москву?