Земной ангел. Великая княгиня Елизавета Федоровна. Алексей Солоницын
почти крикнул Каляев. И тут же осмотрелся и стал говорить спокойней:
– В прошлый раз я не уничтожил его, потому что в карете сидели дети и его жена. Я не совершил теракт и несу ответственность перед организацией. Я должен довести дело до победного конца.
– Успокойся. И Дора, и Моисеенко – все мы не осудили тебя. Ты поступил как рыцарь. Как герой. Но сегодня… Сегодня я не уверен, что ты готов к подвигу.
– Как раз сегодня я готов! – Каляев с трудом сдерживал себя, чтобы опять не перейти на крик, и Савинков видел это. – Не отнимай у меня возможность сделать то, к чему я стремился всю свою сознательную революционную жизнь, – голос его дрогнул, и он как-то заискивающе посмотрел на Савинкова. Но тут же, через секунду, глаза его опять заблестели, как у больного лихорадкой. – Верь мне, Борис, я не промахнусь. Я слишком долго готовился к этой минуте. Я не смогу больше жить, если моя цель не осуществится. Пойми меня, Борис.
«Холерик, – подумал Савинков. – Но в нем есть смелость, это не Куликовский… Если бы у него были крепче нервы…»
– Держи, – решился Савинков, передавая Каляеву плед с бомбой. – Но учти, – сердце твое должно гореть огнем, а разум – быть холодным как лед.
– Лишние слова, – перебил его Каляев. – Маршрут кареты мне известен до деталей. Он поедет через Никольские ворота. Я буду стоять здесь. Посмотри: вот картинка о войне – в стекле прекрасно будет виден выезд князя. Я буду стоять спиной к Кремлю, будто рассматривая эту картинку. Кучера и карету я хорошо знаю. Какие могут быть сомнения?
«А ведь, пожалуй, он все сделает как надо», – подумал Савинков.
– Только не теряй хладнокровия и не горячись.
– Иди к Доре. Ждите взрыва.
Савинков заглянул в глаза Каляеву. И увидел фанатический блеск расширенных, как после гашиша, зрачков.
– Прощай, Янек.
– Прощай, Борис.
Савинков быстро ушел, и Каляев занял ту позицию, о которой только что рассказал. Он поднял голову и увидел икону Иверской Божьей Матери. Глаза ее, погруженные в созерцание своей души, смотрящие поверх головы младенца Иисуса, сейчас как будто смотрели на Ивана Каляева.
Но он не видел этого – все его внимание было сосредоточено на выезде кареты великого князя.
Карета все не появлялась.
Не выдержав, Каляев быстрыми шагами направился к Никольским воротам, зашел в Кремль.
И в этот момент появилась карета Сергея Александровича. Великий князь заметил Каляева.
– А, это ты, картуз! – крикнул князь, распахнул дверцу кареты и уже хотел спрыгнуть навстречу Каляеву, который бежал прямо на великого князя, на бегу разворачивая плед. С четырех шагов он успел бросить бомбу в грудь князю.
Раздался взрыв, ухнул, как мощный удар в огромный барабан…
Куски кареты, куски тела великого князя взлетели высоко в воздух и разлетелись в разные стороны…
Отброшенный взрывной волной, Каляев упал. Он жив и невредим.
Лошадь упала на брусчатку, бьется, пытаясь подняться…
В стороне валяется