Твой девятнадцатый век. Натан Эйдельман
себя ведет возвращенный весной 1823 года из Сибири и водворенный на месте своей родины Московской губернии, Подольской округи, в деревне Исупове, принадлежащей госпоже Нарышкиной, крестьянин Петров?
Вследствие сего прошу Вас, милостивый государь мой, доставить ко мне означенное сведение для доклада Его Величеству».
Все не давал покоя императору Александру Павловичу склонный к рассказам Афанасий Петрович…
17 июля 1825 года Голицын отвечал «милостивому государю Алексею Андреевичу»:
«Сей крестьянин ныне, как оказалось по справке, находится в бедном положении, но жизнь ведет трезвую и воздержную; в чем взятое показание от бурмистра госпожи Нарышкиной препровождая при сем в оригинале, с совершенным почтением и таковою же преданностью имею честь быть…»
Это – последний документ об Афанасии Петрове, неграмотном старике, родившемся в конце царствования Елисаветы и, вероятно, пережившем Александра I. При жизни он потревожил память одного царя и дважды нарушал покой другого; о нем переписывались три министра и три генерал-губернатора. Может быть, на российских дорогах или в одной из столиц встретились, не заметив друг друга, крестьянин-арестант и молодые офицеры, еще не знающие, что скоро им придется ехать туда, откуда его везут; те самые офицеры, которые в Сибири будут думать об этом крестьянине и писать о нем…
И не видал ли старик из окна московского тюремного замка почтенного гувернера Карла Ивановича Зонненберга, прогуливающегося с воспитанником своим Сашей Герценом, и не заметил ли Саша в окне смотрительской квартиры того старика, о котором напечатает через тридцать восемь лет в своей Вольной типографии?
20 сентября 1754 года родился Павел I.
В тот день императрица-бабушка Елисавета Петровна выделила новорожденному 30 тысяч рублей на содержание и велела срочно найти кормилицу.
Один и тот же указ был мгновенно разослан в пять важных ведомств – Царское Село, главную канцелярию уделов, собственную вотчинную канцелярию, собственную конюшенную канцелярию и канцелярию о строениях: «Смотреть прилежно женщин русских и чехонских, кои первых или других недавно младенцев родили, прежде прошествии шести недель, чтобы оные были здоровые, на лица отменные, и таковых немедленно присылать сюда и с младенцами, которых они грудью кормят, дав пропитание и одежду».
Женщин и детей сначала велено было представлять первому лейб-медику Кондоиди, но через несколько часов во все пять ведомств полетел новый указ, «чтоб оных женщин объявлять самое Ее Императорскому Величеству», и наконец через день, 22 сентября, Елисавета еще потребовала, «чтоб искать кормилиц из солдатских жен, с тем чтобы своего ребенка кому-нибудь отдала на воспитание».
Вскоре во дворец стали доставлять перепуганных русских и эстонских женщин с грудными младенцами, а по округе, конечно, зашептали, что это неспроста…
Много ли надо для легенды о подмененном императоре?
Впрочем, кто знает: может быть, существовала еще какая-то