Сгинь!. Настасья Реньжина
настойчиво, не отвяжешься.
– Мне стало его жалко, – вздохнула Ольга как-то театрально, точно немного издевалась над мужчиной.
– Жалко? Но он же мертвый! – возмутился тот. – Кого тут жалеть-то?
– А если бы ты умер, я ни на что не намекаю, если бы ты умер, ты бы что выбрал: лежать посреди тропинки или чтобы тебя похоронили с почестями?
Мужчина, не задумываясь, ответил:
– Похоронили, конечно.
И добавил:
– Можно и без почестей.
– Вооооот, – протянула Ольга. – И я о том. Похоронить его надо.
– Обязательно для этого было под окна тащить? – мужчина указал рукой на путь Ольги и мертвеца. – Можно ж было прям там это сделать.
– А скажи мне, милый мой, – Ольга опять осмелела. Никогда она не называла мужчину «милым моим», да еще и с такой интонацией, словно тот в чем-то перед ней провинился. – Ты можешь прокопать хотя бы на метр в глубину землю, промерзшую до самого ядра?
Он хотел ответить, что ближе к ядру точно не мерзлота, но вместо этого ответил коротко:
– Нет.
– Вот и у меня нет, – развела Ольга руками. Все еще театральничала. – Поэтому, пока мы не придумаем, как этого бедолагу похоронить, он будет лежать здесь. Это и нам напоминание, и ему спокойствие.
– Да ему и так спокойнее некуда, – буркнул под нос мужчина.
Не нравилось, ох, как не нравилось ему все это: труп во дворе, труп под окнами, Ольгина неожиданная смелость. Словно надвинулось нечто, готовое стереть здешнюю тишину, снести установившийся посреди леса порядок, подмять по себя мужчину, лишить его покоя.
Хватит! Нахозяйничался!
– Можно подумать, ты много знаешь о жизни после смерти, – сказала Ольга.
Мужчина промолчал.
– То-то же, – Ольга встала и пошла в дом.
Весь этот день в подозрительных взглядах. Глаза бегают, веки приопущены, сжаты в ниточку губы.
Нет доверия.
Ближе к ночи оба занервничали. Сумеречные страхи растекались внутри, липли к сердцу, почкам, селезенке, хватали за конечности, не позволяли шевелиться, заползали в мозг и грызли его, грызли. Не прогнать никак.
Прячась от страхов, мужчина и женщина разошлись по разным углам. Разлеглись по разным кроватям. В тишине, в темноте увязали и слушали, слушали, слушали. Распахнутые глаза вновь уставились в потолок – больше смотреть некуда, от напряжения слезятся, жмурятся, покоя требуют, об отдыхе молят. Но засыпать нельзя. Никак нельзя. В маленьком избушечном мире случилось убийство. А где одно, там и до второго недолго.
Так кажется. Так очень даже может быть.
Чуть-чуть за полночь мужчина сдался, мужчина захрапел. Сон оказался сильнее страхов.
Ольга долго маялась, думала о мертвеце, вырисовывала его образ в голове, морщилась, пыталась сбросить, но он засел в ней. Едва заслышав забористый храп соседа, выдохнула, расслабилась, уснула.
По окну царапало. Царапала? Царапал? Царапали?
Мерзкий скрежещущий звук, рвущий