Царская гончая. Книга 1. Катринетт
украшения.
Со дня помолвки нам пришлось найти ящик для побрякушек побольше.
Любовь к красивым жестам передалась мне от матери. Она, как и я, в первую очередь падка на внешнюю красоту. Что значит большое сердце, если лик столь уродлив, что постыдно задержать на нем взгляд?
Идэр, моя невеста. Главное украшение моей спальни.
Девушка в пеньюаре красуется перед большим зеркалом, заключенном в кованую раму. Нежно-розовая полупрозрачная ткань контрастирует с загорелой кожей. Идэр примеряет новые яхонтовые серьги, которые я меньше часа назад подарил ей за ужином. Темные прямые волосы ниспадали до лопаток. Не решаюсь подойти ближе, с замиранием сердца слежу за каждым ее движением.
Терпеливая, послушная и кроткая. Такая, какой должна быть идеальная девушка.
Скрывать такую изящную фигуру под бесформенной рясой было ее вторым преступлением после красоты.
Высокая и худая, не такая белесая, как аристократки. Ее движения не отточены, как у дев из знатных семей, зато она умеет нравиться.
Идэр оборачивается, одаривая меня обворожительной улыбкой.
И пускай она отдает всю себя, мне всегда будет этого мало. Я хочу большего. Мне всегда будет не хватать.
– Нравится? – с глупым влюбленным придыханием выговариваю я. Знаю ответ на вопрос, но не устану повторять его из вечера в вечер, всякий раз, когда на тонких пальчиках виднеется новое кольцо или же длинную шею украшает только что купленное колье.
Ничего не могу поделать с неимоверным удовольствием, получаемым от похвалы и признания моей исключительности. Любая возможность поговорить должна быть использована. Тем более, если речь о том, как сильно она меня любит.
– Конечно, – ласково отвечает она.
Я кратко киваю, понимая, что нам уже нужно идти. Царь не любит ждать. В спальню проходит пара служанок в передниках, надетых поверх льняных платьев. Они молчат, едва слышно шелестя подолами. Идэр издает протяжный писк, видя платье в руках прислуги. Наряд расшит бисером и драгоценными камнями. Ее густые темные брови поднимаются, она хлопает в ладоши от восторга. Глядя на ее детское ликование, мне не удается сдержать улыбки.
Я люблю ее. Она – все, чего я мог хотеть. А на свете нет прекраснее чувства, чем получать то, что желаешь.
Сегодня я в очередной раз пообещал себе, что не умру. Мои конвоиры клялись в обратном.
Солнце светит над головой, обжигая голые плечи, живот и спину. Кожу стянуло, и при каждом наклоне или резком повороте она лопается. Кровь сочится из ран, оставленных плетью на спине. Они не заживают уже одиннадцать суток – ровно столько, сколько мы движемся на Север.
Царские дружинники возлюбили ближнего своего в моем лице настолько, что бить меня разрешается только тому, кто отличится особой доблестью. Я ответил бы им взаимностью, но руки скованы.
Идя на казнь, я не боюсь презрения разгневанной толпы или манерных улыбок Совета, что вынесет мне смертный приговор. Меня пугает лишь липкое ощущение собственной никчемности. Оно