Безумная ведьма. Элизабет Кэйтр
угольно-чёрных. Эсфирь готова поклясться кому угодно, когда он вошёл – их не было. Нет-нет-нет, только не приступ!
– Что не так? – Гидеон переходит на шёпот, боясь спугнуть расположение пациентки.
– Белые…, – она тянется пальцами к ним, но замирает, заметив, как Гидеон аккуратно поворачивается в сторону металлического борта на стене, в котором с трудом можно рассмотреть отражение.
Врач едва хмурится, явно не замечая никаких белых пятен на голове.
Её руку простреливает дрожь. Из груди вырывается хрип. Эсфирь, сама того не осознавая, ныряет в объятия врача, задыхаясь в рыданиях, раскрашивая унылую ткань белого халата яркими алыми красками.
– Тише-тише, инсанис, я вытащу тебя, – Гидеон покачивается с ней из стороны в сторону. – Я найду способ. Найду.
Он укладывает ладонь под её скулу, поглаживая щеку большим пальцем под неразборчивое мычание.
«Инсанис?», – насмешливо переспрашивает уцелевшая клетка мозга. Но Гидеону кажется – это прозвище её по праву. «Сумасшедшая» на латинском вовсе не режет слух и не кажется обзывательством, наоборот, оборачивается чем-то своим. Родным. Обласканным. И Гидеон хочет ударить себя со всей дури, осознавая, что творит что-то безрассудное, абсолютно не нужное ему. Но остановиться не может, снова и снова касаясь сухой кожи и обещая химеры.
ГЛАВА 6
«Щёлкни пальцами. Это всё, что тебе требуется. Он исчезнет, клянусь. Ты больше никогда не увидишь того, кто рушит нашу жизнь. Прислушайся к темноте внутри себя хотя бы сейчас!»
Эсфирь сильно щурится, до ярких белых пятен под веками. Она вроде бы уже несколько недель здесь или месяц? Уже не важно, если честно. В закоулках мозга, почти не замолкая, крутятся одни и те же предложения, а напротив всё чаще сидит один и тот же человек. Тот, у кого она совсем недавно рыдала на груди, вскрывая рёбра. Тот, кого тёмное желание внутри грудины требовало убить, вгрызться в яремную вену и ждать пока кровь не потечёт по подбородку.
Мужчина, который уверял, что он её «брат» – растворился на несколько недель, оставив гнить её в неизвестности; как и врач, что производил первый и последний осмотр. Медицинских братьев, избивших её, будто не стало вообще. И что-то подсказывало Эсфирь, что виновник всему человек напротив.
Опасный человек, хотя лично ей он пока что не сделал ничего плохого. Но почему тогда нутро дрожало каждый раз, когда он лишь обращал взгляд?
Доктор Тейт, по своему обычаю, сидит совершенно расслаблено, в противоположном конце новой тюрьмы. Нога закинута на ногу, а левая ладонь лениво подпирает щёку. И в этой позе весь он – доктор Гидеон Тейт: скучающий, расслабленный, не внушающий доверия.
Казалось, разговоры ни о чём стали новой фишкой. Погода, самочувствие, местная еда – каждодневные избитые темы. А большего Эсфирь и не могла выдать. Даже, если бы она помнила прежнюю себя, вряд ли бы раскрыла душу.
– А что касается мечты – ты считаешь это явление обязательным для каждого человека или же пустой тратой времени? – Гидеон не меняет положения, лишь едва заметно