.
А он, Степан, разве мог посрамить имя своего, возможно, предка. Конечно, нет. Где в лоб, а где нахрапом, но чаще уже, словом, он третейски разруливал нехорошую ситуацию. Вестриков был одним из этих «ботанов», которым Степан благоволил. Лёнька не был «умником», учился так и сяк, но было в нём что-то такое, что привлекало Стёпу. Пытаясь разобраться, чем этот хлюпик «не от мира сего» вызвал его симпатию, Степан обратился к литературным классикам. И узнал, что дружили, оказывается, разные Онегин и Ленский, Печорин и Грушницкий, Болконский и Пьер Безухов. И даже в песне у Высоцкого дружили сам поющий и тот, кто не вернулся из боя. «Разнополярность» – понял Стёпа. Как в магните плюс тянется к минусу. Кто из них минус, Степан решил сразу. Вестриков был нелюдим, практически «неконтактен», смотрел тускло и ходил голову в плечи. Пока он, Стёпа, не взялся за него и не приподнял за подбородок. Чрезмерное обилие минусов побудило Степана «почистить карму» слабому. Кстати, это он тоже прочёл в книжке. Получалось, что он по жизни делает всё правильно. Слабым даёт поддержку. Сильным не даёт зазнаваться. Вестриков с его подачи за каких-то три месяца научился стоять и двигать кулаки в потенциальных врагов. В потенциальных, потому что, реальных-то и не осталось. Ещё бы! Стёпа едва только вошёл в их класс, (его таки перевели), как сразу всем стало понятно, кто вошёл. Слава есть слава, она впереди идёт… Лёнька преобразился, но несмотря на то, что Корольчук выдавил из него почти все минусы их магнит не разъединился. Назвать другом он его не мог, в силу предубежденности. Но поразмыслив, поослабил свою теорию ведомых и ведущих. Гипотетически два сильных человека не могут дружить. Факт. Будет соперничество, вражда и зависть. Опять же два плюса отталкивают друг друга, как и два минуса. Значит эти Онегины, Болконские и Печорины дружили со своими антиподами не просто так. Сильный брал у слабого то, что ему не хватало. Его слабость. Дабы, чтобы стать, возможно, великодушным и благородным в его глазах. А слабый, естественно, мог брать у сильного только «железо», чтоб воспользоваться им как своим щитом. Вот и весь культурный обмен. Ха-а! Вот и всё! Порешив дилемму таким образом, Стёпа бросил загружать голову философией и предался своим рутинным тренировочным дням. Не то, чтобы они дружили с Лёнькой, да нет. Какой там… У Стёпы своё, у Лёньки своё, вроде как мать больная… Правильней сказать, они приятельствовали. Лёнька смотрел ему в рот, как и положено, многие ведь смотрят…
Но и он, Степан Корольчук нет-нет, да и прислушивался к мнению хлюпика. Странно. Но впоследствии, Степан всегда приходил к тем же выводам, что и Лёнька. Подспудно, видимо, этот момент и объяснял причину их дружбы. Или приятельства. Когда, бывало, Стёпе требовался совет, он обращался именно к Вестрикову, а не к мнимым друзьям, которых у него было с херову тучу.
Когда у Лёньки появился «друг» в юбке, Корольчук заулыбался. Ну-ну! Хлюпик влюбился. И нашёл ведь в кого. Ни рожи, ни …! Очень скоро Степан поймал себя на том, что думает об этом даже на тренировках.