Рождённая на стыке веков. Шаира Тураповна Баширова
выглядело и смешно, и забавно, но я вдруг вспомнила, чей он сын и сердце моё сжалось. Я крепко обняла сына и прижала к себе.
– Абдулла, сынок… давай поговорим об этом дома, хорошо? Мы же мороженое идём есть, пошли, – поднимаясь и взяв сына за руку, сказала я.
Но вдруг, на другой стороне дороги, куда мы собирались пройти, я увидела Хадичу, она смотрела на меня и увидев, что и я смотрю на неё, помахала мне рукой. Я пошла через дорогу, хотя совершенно не имела желания с ней разговаривать.
– Халида? Здравствуй. А я на завод шла, не знала, где ты живёшь. Мне с тобой поговорить надо. Может присядем на скамейку? – спросила она, показывая на скамьи вдоль тротуара.
– Вообще-то, мы с сыном идём есть мороженое. Тут кафе недалеко, хотите, пошли с нами, – сказала я.
– Ладно, только я ненадолго. Я дочку соседке оставила, ты её знаешь… жена Григория. Она уже не молодая, а Салиха непоседа, боюсь, не справится с ней, – сказала Хадича.
Она явно волновалась.
– Хорошо, давайте присядем. Аблулла, мы поговорим с тётей Хадичой, мы быстро, хорошо? Потом мороженое пойдём есть, – присаживаясь на скамью, сказала я сыну.
Ребёнок недовольно посмотрел на Хадичу. Она села рядом со мной. Раньше, платок с её головы не спадал, сейчас, на голове была красивая причёска, даже губы накрашены, я поправила платок на своей голове и в ожидании посмотрела на неё.
– Халида, я поговорила с Колей… он сам, оказывается, хотел, чтобы я с дочерью переехала в отдельную квартиру, представляешь? Мы хотим переехать на следующей неделе. Теперь будет своя кухня, туалет и даже ванная. Коля показал мне квартиру, только обставить её осталось. Так что… ты можешь переехать в свою. Мебель, занавески, ковёр и кое-какая посуда, остаётся. Ты ведь рада? – кажется, Хадича была довольна собой.
Я уставилась в землю.
– Какая щедрость. Спасибо. Но это не окупит всю боль, страдание и годы, проведённые в лагере, нет. Нет, Хадича, мне ничего не нужно. Ни мебели Вашей, ни ковра, ни занавесок. От Вас я ничего не приму. И в квартиру, в которой Вы припеваюче жили семь лет, я тоже переезжать не буду. Если у Вас всё, нам пора. Пошли, сынок, – резко встав со скамьи, сказала я.
Хадича была растеряна, наверное, она думала, что я от радости брошусь её обнимать и благодарить. Слёзы душили меня.
– Но почему, Халида? Ты ведь сама просила! – крикнула мне вслед Хадича.
Я остановилась, немного выждав, собралась с мыслями и вернулась к ней.
– Неужели непонятно? Ну да, конечно. Куда Вам, с сытой, довольной жизнью, понять, что приходится выносить в застенках КГБ, а потом, годы в лагерях, где время, словно остановилось. Я никогда не хочу Вас больше видеть, слышите? Никогда! – я почти кричала, напугав этим Абдуллу.
Он прижался к моей ноге и замер. Я присела и обняла его.
– Прости, сынок, напугала тебя, да? Пошли, родной, – сказала я и крепко взяв сына за руку, быстро пошла по тропинке в сторону кафе.
– Ну и ладно! Как хочешь. Больно надо. Если ты в лагере сидела, я тоже