Война. 1941-1945 (сборник). Илья Эренбург
в Россию!»
«Бараны» пошли…
Затем Шустер пишет под Двинском:
«Мы находимся в очень серьезном положении, так как русские на нас наступают…»
Следующая запись 5 июля:
«Мы много маршировали, мало спали. Только вчера нас, наконец, снова моторизировали. Русские нас угостили бомбами. Нашей роте пока что посчастливилось. Атмосфера опять сгущается, готовится что-то новое. Только весь вопрос – что именно?..»
Хорст Шустер, унтер-офицер 8-го полка 3-й мотомехдивизии, попал в плен. Он может сказать, что ему лично «посчастливилось». Он не ожидал такого благополучного конца. Одно дело есть во Франции жареных кур, другое – маршировать, когда на голову падают русские бомбы… Может быть, в плену Хорст Шустер задумается всерьез? Может быть, он поймет, как его обманывал Гитлер?
Немецкие солдаты даже не знали, против кого идут воевать… Это – автоматы с невестами и с пулеметами. Конечно, можно их очеловечить, научить думать, сделать из них людей. Но для этого нужно очень много бомб. Когда Хорсту Шустеру было хорошо, он ел курицу и кричал «ура». И впервые задумался, когда ему стало плохо. Поход на Советский Союз станет начальной школой для миллиона баранов.
16 июля 1941
17 июля 1941 года
(Москва в эти дни)
Я принадлежу к поколению европейцев, которое видит не первую войну. Я был в Париже в 1914–1917 гг., в России в эпоху гражданской войны, в Мадриде и Барселоне под немецкими бомбами. Я был в Париже, когда в него вошли германские дивизии. Я видел прошлой осенью унылый военный Берлин. Я знаю, как искажает война лицо и душу городов. Может быть, поэтому я не могу наглядеться на Москву – я горд ее выдержкой. Все понимают, как велика угроза, – нет ни беспечности, ни хвастовства. Но нет и страха. Суровые, спокойные лица.
Стоят невыносимо жаркие дни. Люди одеты по-летнему.
У женщин много хлопот: затемнили дома, оклеили стекла матерчатыми полосками. Все проходят занятия по противовоздушной обороне. В домах дежурства жильцов. Повсюду мешки с песком. Москва готовится, и «хейнкели» не застанут ее врасплох.
Одной из первых забот было отослать детей подальше от крупных центров. Один за другим уходят поезда с детьми. Уехали школы, детские дома. Вот поезд с детьми писателей, вот другой – с детьми железнодорожников. Кажется, не видал я города, где было бы столько ребятишек, они вместе с воробьями заполняли гомоном московские переулки. Теперь воробьи остались без товарищей.
С детьми уехало много матерей, не связанных работой с Москвой. Знакомый печатник вчера мне сказал: «Работать легче – отослал моих в деревню. Если прилетят немецкие стервятники, не будет мысли: а что с ними?..»
Старикам советуют уехать в провинцию, в деревню. Некоторые уехали. Другие обижаются. Один старичок мне сказал: «Какой же я инвалид? Я могу что-нибудь охранять. Вот возьму и поймаю парашютиста – увидишь».
По улицам проходят ополченцы. Это подлинная гражданская армия. Таких на парад не выведешь… Но они полны решимости, им не страшны испытания. Вот, может быть, ключ