Срыв. Артем Алексеевич Голобородько
всю зарплату, а оставшуюся часть пропивать. На какое-то время забылись проблемы с Жанной. Мы жаловались на судьбу и понимали боль друг друга. Когда у кого-то жизнь такая же паршивая, как у тебя, становится немного легче. Ты как будто делишь ее с кем-то, веришь, что не все так плохо, а на самом деле грязи на тебе меньше не стало.
– Я вот единственное не жалею, что квартиру переписал на жену с ребенком. Знаешь, оно и правильно, лучше себя чувствую что ли. А? Ну и что, что ушла, пусть валит, куда хочет, без нее лучше стало. Любая баба моей может быть, и оправдываться ни перед кем не надо. А? Так что, друг мой, тебе совет – сиди на своей работе, все не мешки воротить, а телочка твоя, может, и правда от тебя залетела, кто знает? А? Еще по одной? Давай.
Проговорили с моим новым щедрым другом мы до самого утра. Пьян я был «в стельку», и, если бы Пивнуху не закрыли на уборку, я так и опоздал бы на работу.
На работу все же я опоздал.
Глава 3
Ночью снились кошмары. Обрывки картин незнакомой жизни появлялись на мгновение, и тут же исчезали в тумане грез и бреда. Накладываясь одна на другую, никак не мог уловить суть, все стремился к чему-то неуловимому и забытому, но все тщетно. Все тлен. Я перестал вести счет времени и дням, проведенным в больнице. Мне казалось вечностью общество, проведенное наедине с собой, своими мыслями и страхами. Я беседовал с доктором каждый день, и постоянно узнавал про себя и свою болезнь что-то новое. А все лечение сводилось к принятию препаратов и одиночеству. Его «верные псы» меня унижали и обзывали, как только оставался с ними наедине. В столовой, в каше попался человеческий зуб, а вместо компота порой давали обыкновенную воду. Я был на пределе, мне хотелось домой и спать. Еда потеряла вкус, а жизнь – краски. Постоянный страх меня выматывал.
Поднялся с койки, умылся ледяной водой, отдающей протухшей рыбой и, оперевшись на подоконник, посмотрел в окно. Ночь скрывала недостатки дня и людей, прячущихся за ее тенью. Все самое грязное выплескивалось наружу из глубоких недр и темных уголков, предавалось безнаказанности, вседозволенности и низменности желаний, разжигаемых пороком. Но в эту ночь как раз все было по-другому. Чистое июньское небо с мириадами звезд и луной, такой прекрасной и загадочной, что по спине пробежала легкая дрожь. Захотелось выйти и прогуляться, потрогать руками холодную траву, ощутить дуновение ветра, лечь на землю и наблюдать за движением небесных светил, как это делают звездочеты или маленькие дети. Большая Медведица, рядом с ней Малая пригрелась, пояс Ориона на горизонте, а вот хорошо видно созвездие Скорпиона. Красотища. Звезды – фотокарточки из прошлого, несущиеся сквозь пространство и время в бесконечной пустоте Космоса, не думая, догадается ли кто-то, что их уже нет. Дыхание на удивление было ровное и спокойное. Впервые за долгое время меня не мучили приступы удушья и беспокойства. Я знал, что все исчезнет на рассвете, и не мог оторвать взгляд. Через мутное окно мне раскрывалась самая большая фотовыставка из прошлого во Вселенной. На подоконнике одиноко лежала тетрадь и ручка.