Огоньки (сборник). Александр Махнёв
мы тогда на станции Карымская Забайкальской железной дороги. Нашим жилищем была землянка с маленькими подслеповатыми оконцами, с крышей, которая одновременно служила и потолком, с большой печкой из кирпича, сложенной в ближнем левом углу.
А вот ещё фрагмент. Тёплая летняя ночь. Более суток идёт дождь. Тревожным голосом мать поднимает нас с постели. Землянка до высоты кровати затоплена водой. Мать с маленьким Серёжкой на руках, я и ещё братик Миша, которому тогда было четыре, выбираемся на улицу. Везде вода, она заметно прибывает. Страшно, темень, вода. На улице движение, голоса людей, тревожное мычание коров, лай собак. Рядом недостроенный дом, мы скрываемся в нём, жмёмся вокруг матери. Нам тепло, хочется спать.
К утру дождь перестал. Вода быстро пошла на убыль. Ночные тревоги позади, мы весело бегаем по тёплым лужам босиком.
И лишь где-то в начале тридцатых годов, мне было лет семь, рядом с землянкой отец отстроил из отслуживших своё железнодорожных шпал дом с двумя комнатками и кухней, с широким двойным окном, отец почему-то его называл «итальянским», окно выходило на главную улицу посёлка, Сталинскую. Этот малюсенький по сегодняшним меркам домик по сравнению с землянкой казался дворцом. Я помню хорошо этот новый дом, дом нашей большой семьи.
Землянку родители продали таким же беднякам, как и мы, хорошо помню их фамилию, Чухломины. По всей видимости, они были переселенцами из Украины, ибо их называли хохлами.
У Чухломиных была дочь, Тамара, может быть, на год старше меня. Мы с ней дружили, играли во дворе. Одно лето пасли телят за околицей. Однажды, когда мы были в поле, Тамара достала из сумки с продуктами пачку папирос и спички и предложила мне закурить. Папиросы она утащила у отца.
Я беру папиросу и героически закуриваю. Хоть и мал был, однако мужское самолюбие уже имел. Не помню сейчас, сколько выкурил папирос. Конечно, курил не затягиваясь. А вот как меня тошнило, как у меня выворачивались внутренности, запомнил на всю жизнь. Видимо, по этой причине я долгое время до службы в армии не курил, хотя возможности пристраститься к курению были. Многие мои сверстники курили вовсю. Тогда мне было лет семь.
Яркий огонёк в моей памяти – поступление в первый класс, это было в сентябре 1933 года. Кстати, когда мы с Еленой Ивановной провожали младшую дочь сына, нашу внучку Леночку в первый класс, ей было шесть лет. Совсем малышка. Я же поступил в школу, имея за плечами восемь лет. Чувствуете разницу?
День, когда я шёл на первое занятие, а шёл я совсем самостоятельно, без папы и мамы, – очень памятный день. И не столько оттого, что это было начало моей учёбы, а больше потому, что я впервые одел длинные штаны. Это было подлинное произведение искусства: штаны из чёртовой кожи, с большим, правда, единственным карманом с правой стороны. До сего дня я бегал в коротких штанишках с лямкой через плечо и без карманов. И вдруг настоящий глубокий карман. Как у взрослых. Не важно, что только один. На мне была надета новая бумазейная рубашка с матерчатым поясом.
Не помню, что я нёс в руках – книжки ли, тетради