Приговорённые к счастью. Сергей Матвиенко
нам миллиарды лет. Или сколько там минуло со дня Сотворения? Полтора миллиарда с тех пор, как сам Бальтазар испустил последний вздох земной жизни, и ещё какое-то время до этого. Но, – отметил он себе, – воскресили его работники Института Времени, а не Боженька. А оплатила заказ любимая доченька Мари, спасибо ей, ненаглядной. Так что, может, и нет нашего Господа… Так, одно досужее умствование…» Горькая мыслишка. Лучше об этом и не думать, всё одно пустая схоластика.
Уже пятьсот лет прошло, как он – бывший испанский инквизитор – здесь объявился, а нет-нет да и порассуждает на сей счёт. Когда он в дальнем космосе сотни лет каменюки ледяные ковырял, о глупостях думать, слава богу, было некогда – хотелось поскорее накопить деньжат на свою несравненную Елизавету. А как устроился на тёплое конторское место на Луне – отсеивать ненадёжных претендентов на воскрешение (так сказать, уподобился архангелу Гавриилу), – так и потянуло на философию.
Это всё от скуки, решил Бальтазар. Зря он на Землю припёрся: ничего нового о таинственных самоубийствах и неведомом наркотике «смерть под кайфом» не услышал и вряд ли услышит.
Лучше бы Дмитрий вместо него Альберта в командировку отправил с его «прорывной статьёй» оценки качества душ усопших. Но Дмитрий упёрся: «Нет, позвали тебя. Ты к людям подход имеешь и всё правильно доложишь. Может, и новый заказ ухватишь». Как же, ухватит! Среди сонма конкурентов? Сидит здесь на совершенно бесполезном совещании и теряет время.
Подавив вздох разочарования, Бальтазар снова взялся слушать докладчика. Речь держал ведущий следователь Всепланетной службы досмертных расследований. Большой человек с громкими делами. И, кажется, к своему неудовольствию, Бальтазар понял, куда тот клонит.
Землянин часто откашливался и вообще выглядел простуженным – бедный живой органик.
– Трупы по всей Земле, шесть вопиющих случаев кровожадных расправ над собой. То, что они делают, не вписывается ни в какие рамки! Чудовищные смерти в наркотическом опьянении. Средневековая инквизиция была милосерднее к своим жертвам, чем они к себе…
«Много ты знаешь, – поморщился Бальтазар. – Нахватаются по верхам… А-а, видимо, переводчик постарался, подыскал эквивалент, недоумок».
Тем временем Емельян Сергеевич – ведущий следователь – продолжал запугивать аудиторию, рассказывая о том, что все и так уже знали.
– У нас есть определённые сомнения, что это наркотик. В смысле, что это нечто вещественное: в крови, тканях тела и мозге пострадавших ничего подозрительного не выявлено. Но! Слушайте внимательно: в желудке у каждой жертвы обнаружена не успевшая раствориться до конца желатиновая оболочка какой-то капсулы – пустышка.
Бальтазар хмыкнул: «А сейчас он начнёт намекать на эффект плацебо от мемонаркотика».
– Поэтому есть все основания полагать, что основные усилия следует направить на поиски мемовирусов, циркулирующих по неизвестным нам каналам общения Земли, и самих таких каналов. Скорее всего, используют примитивное оптоволокно, проложенное в обход государственных магистралей. Как сотни лет назад вскрытая сеть вербовки одной уж очень беспокойной и амбициозной религиозной организации.
«Знай наших», – не без удовольствия кивнул себе Бальтазар.
– Вопросы, уважаемые слушатели? – докладчик оглядел присутствующих.
Бальтазар поднял руку.
– Я вас слушаю, о мудрейший из мудрейших лунян, носящий достойнейшее из всех достойных имён, – обратился к нему Емельян Сергеевич и застыл. В раздражении крякнув, он прибавил: – Прошу, проявите серьёзность. Немедленно отключите эти ваши шуточки. Я ведь слышу, что вы там себе переводите, у меня же доступ. Скажу честно: мне такое шутовство не нравится. Отключайте! На совещание пришли, а не с дружками чаи распивать.
Раздались смешки. Бальтазар вспыхнул и забормотал извинения, что, мол, забыл вернуть переводчик в рабочий режим. На самом деле это были проделки его супруги – драгоценнейшей Елизаветы, а точнее, её личного помощника Бенедикта. Бальтазар сразу догадался, как услышал про «мудрейшего из мудрейших», и теперь жалел, что не понял этого ещё на страстях про инквизицию.
Разволновавшись, он принялся откашливаться (а вот это было лишнее – уж очень походило на издёвку над не вполне здоровым Емельяном Сергеевичем), спешно сбросил все настройки переводчика и поднялся.
– Емельян Сергеевич, правильно ли я вас понял: вы утверждаете, что найденные таблетки – плацебо? – спросил он и прикусил язык, осознав, что назвал того привычным образом, забыв, что переводчик с отключенными настройками выдаст имя как есть.
– «Е-мель-ян Сер-ге-е-вич», – по слогам повторил тот и усмехнулся, – забавное имя. Так вы меня называете? Надеюсь, ничего обидного? Но созвучно моему имени, надо признать.
Бальтазар покраснел – не из-за подозрений насчёт, возможно, неподобающего прозвища, а потому, что слишком много внимания к себе привлёк. Вокруг уже смеялись, особенно усердствовал представитель фирмы-конкурента. Емельян Сергеевич, прищурившись, внимательно смотрел на Бальтазара и наверняка заметил предательскую красноту его пластиковых