«До конца назначенного и творения нового». Зороастрийское происхождение иудеохристианской эсхатологии. Сергей Петров
мя) (Пс. 48, 16); «Ибо велика милость твоя ко мне; ты избавил душу мою от ада преисподнего (wəhiṣṣalta nap̄ši miššə’ol taḥtiyya; Септ.: καὶ ἐρρύσω τὴν ψυχήν μου ἐξ ᾅδου κατωτάτου; цсл.: и избавилъ еси душу мою от ада преисподнѣйшаго)» (Пс. 85, 13).
В первом случае масоретский текст буквально значит «Но бог выкупит меня от руки Шеол, ибо он возьмёт меня», во втором – «Ты спас меня от преисподней Шеол», и в обоих случаях речь идёт о том, что Яхве спас молящегося от преждевременной смерти.
Итак, Еврейская Библия никогда не называет словом nep̄eš обитателей Шеол – иудейского загробного мира, куда попадают после смерти все люди, как праведные, так и грешные, и где они вечно пребывают в виде своего рода безличных призрачных теней (некоторое исключение представляют собой лишь рефаимы7). Для обозначения таких обитателей загробного мира в Еврейской Библии вообще нет никакого определённого термина кроме разве что слова «мёртвые».
В целом можно сказать, что слово nep̄eš имеет в Еврейской Библии довольно широкий набор значений, в т.ч.: дыхание, горло, жизнь, живое существо, некто, самость («я»), мертвец, труп. Однако оно никогда не означает часть человеческой личности, продолжающую существовать после смерти тела, т.е. душу в общепринятом (индо-) европейском значении этого слова. Представление о бессмертной душе и душе вообще в Еврейской Библии отсутствует, как и представление о посмертном воздаянии8.
Отсутствие представления об эсхатологическом воскресении в Еврейской Библии
В Еврейской Библии имеется три рассказа о воскрешении умерших. В первом из них пророк Илия возвращает к жизни сына сарептинской вдовы: «И простёршись над отроком трижды, он воззвал к Яхве и сказал: Яхве, бог мой! да возвратится душа отрока сего в него! И услышал Яхве голос Илии, и возвратилась душа отрока сего в него, и он ожил (wayyeḥi)» (3 Цар. 17, 21—22).
Во втором подобном рассказе пророк Елисей оживляет сына сунамитянки: «И вошёл Елисей в дом, и вот, ребёнок мёртвый (met) лежит на постели его. И вошёл, и запер дверь за собою, и помолился Яхве. И поднялся и лёг над ребёнком, и приложил свои уста к его устам, и свои глаза к его глазам, и свои ладони к его ладоням, и простёрся на нём, и согрелась плоть ребёнка. И встал и прошёл по горнице взад и вперёд; потом опять поднялся и простёрся на нём. И чихнул ребёнок раз семь, и открыл ребёнок глаза свои» (4 Цар. 4, 32—35).
В третьем рассказе мёртвого оживляют кости Елисея: «И умер Елисей, и похоронили его. И полчища моавитян пришли в землю в следующем году. И было, что, когда погребали одного человека, то, увидев это полчище, погребавшие бросили того человека в гроб Елисеев; и он при падении своём коснулся костей Елисея, и ожил (wayəḥi), и встал на ноги свои (Септ.: καὶ ἔζησε καὶ ἀνέστη ἐπὶ τοὺς πόδας αὐτοῦ)» (4 Цар. 13, 20—21).
Естественно, подобное возвращение к жизни не имеет ничего общего с эсхатологическим воскресением мёртвых в конце времён – воскрешаемые Илией и Елисеем люди воскресают лишь на какой-то определённый дополнительный промежуток времени, чтобы потом снова навсегда умереть.
Ещё
См.:
См. об отсутствии в ЕБ представления о посмертном воздаянии: