Ты мне не брат. Анастасия Градцева
неожиданно смеется.
– Мужики не рожают, Лен. Ты разве не в курсе?
– Ну пусть Мария тебе родит.
– У Мары других дел хватает.
– Это вы уже сами разберитесь между собой, я тут не при чем, – бурчу я и открываю дверцу машины.
Почему-то от упоминания Марии настроение мое портится окончательно. Никогда не думала, что день моей свадьбы будет настолько отвратительным!
Но, оказывается, это было еще не все.
Мы выходим из машины, и Дима останавливается у подъезда, обшаривая карманы куртки в поисках сигарет. Раньше я очень любила стоять с ним рядом, когда он курил, и смотреть, как его красивые губы обхватывают сигарету, а потом выдыхают сизый дым. Он меня всегда гонял, говорил, что детям вредно этой херней дышать, а я возражала, что я не ребенок, а подросток, и все равно стояла рядом.
Но сейчас мне не хочется находиться с ним рядом. Мне хочется поскорее домой. Налить себе чаю в кружку с Эльзой из мультика «Холодное сердце», закутаться в любимый плед и спрятаться в нем от этого ужасного дня.
– Я пойду, – бросаю я Диме.
– Подожди, я быстро покурю.
– Не хочу ждать. Устала, – буркаю я. – И ключи у меня есть вообще-то.
– Ну иди, – пожимает плечами он.
Я на мгновение залипаю на то, как его длинные пальцы сжимают сигарету, а потом отворачиваюсь, открываю дверь подъезда и медленно поднимаюсь на наш этаж.
Еще с лестницы я замечаю, что вся площадка завалена каким-то мусором. Обломки старой мебели, свернутый ковер, пакеты с одеждой… Неужели трудно было донести это все до мусорных баков?
Я разглядываю разломанную на куски мебель и вдруг замечаю на дверце, прислоненной к стене, наклейку с утенком. Надо же, какое совпадение, прямо как у нас до…
Осознание ударяет обухом по голове. Это и есть вещи из нашего дома. Из комнаты бабушки, где я специально после ее смерти ничего не трогала.
Я беспомощно смотрю на обломки бабушкиной жизни: на край ее потрепанной шубы, торчащей из пакета, на дверцу от вечно поломанного шкафа, который никогда не закрывался, на металлическую сетку кровати… Я не замечаю текущих по лицу слез до тех пор, пока щекам не становится холодно и мокро, но даже после этого я их не вытираю. Просто смотрю, просто плачу, просто…
– Лен, – окликает меня Дима откуда-то со спины. – Не парься, я сегодня все уберу. Просто думал, что тебя позже выпишут. Не успел.
Бессилие и растерянность в одно мгновение оборачиваются такой яростью, что я подскакиваю и изо всей силы толкаю его в грудь.
– Урод! Сволочь! Скотина! Да как ты мог вообще… как ты мог все бабушкины вещи…Она тебя любила! А ты… ненавижу тебя. Ненавижу!
Я захлебываюсь рыданиями, ничего не видя от слез, но продолжаю бить его. По плечам, по груди, по лицу…Пока не чувствую, что мои запястья перехватывают и сжимают в крепкой хватке, а меня саму мягко подталкивают куда-то вперед.
– Тихо, тихо. Давай, в квартиру заходи.
Я не успеваю опомниться, как оказываюсь в знакомом до каждой черточки на обоях коридоре.
Дима смотрит на меня со стальным прищуром.
– Лен,