Танцы Атиктеи. Павел Алешин
твой взгляд – всплеск молнии
среди ночного безмолвья,
но и – моря наполненность!
но и – глубин его волны!
Каждым касанием – знáменьем —
телесным, немым заклятием
ты осеняешь объятие.
И каждый твой вздох – как пламенем
обжигает ладони нежностью,
как звезды – своею вечностью.
«…Как чуток слух, как честен дух…»
…Как чуток слух, как честен дух.
Лишь ветер музыки, и единенье двух
не ясных нам самим внезапных откровений,
и непроизносимых вслух
круговращенье слов – живых прикосновений,
мгновенно тающих телесных ощущений,
но в тишине не исчезающих совсем,
овладевающих в забвенье бытием.
…О, вечно слушать я готов
дыханья твоего приливы и отливы
и сердца твоего таинственного зов,
его нежданные и щедрые порывы —
всегда нечаянный твой дар,
сокрытый светом черным солнца жар!
Прозаические арабески
Отдать можно только то, что уже отдано. Отдать можно только то, что принадлежит другому.
Все эти слова
Все эти слова, которые я роняю, как листья, и которые я заплетаю в вечный венок стихов, – твои, Атиктея. Они принадлежат тебе, потому что, еще не написанные, еще не произнесенные, они уже были твоими. Я возвращаю словами тебе – твое: и ветер твоих движений, и темную ночь твоих глаз, – каждый раз, когда называю твое имя. Так же я благодарю за хрупкую красоту орхидею, произнося: орхидея.
О, когда-нибудь (верю!), когда-нибудь, если мне хватит времени, возможно, почти немея, я все же смогу вернуть тебе в сохранности дары твои, что несказанны и невыразимы. Какие долгие дни и ночи, какие долгие весны, лета, осени, зимы я буду беречь их, чтобы однажды вернуть их тебе, произнеся: Атиктея!
И звучание твоего имени, сотканное мной из снов, которые ты танцуешь, из легкой поступи твоих ног и из нежности твоих рук,
наполнив собою пространство, вновь станет тишиной так же, как тишиной стал Бог, сказав свое первое слово – мироздания первый звук.
Мне приснился сон
Мне приснился сон.
Я ни разу не был в Буэнос-Айресе, но я точно знаю, что во сне я был именно там. Для тела есть границы, но для воображения их нет. Я знаю, что во сне я был в Буэнос-Айресе, хотя я точно помню, что во сне была ночь, и почти ничего не было видно, кроме редких ярких вспышек уличных фонарей.
Я знаю, что я был в Буэнос-Айресе. Я услышал это в дуновениях добрых ветров; я услышал это в шагах и в дыхании людей, не видимых мне, беззаветно танцевавших вокруг меня танго.
Как мог я услышать все это? Как мог я узнать, что во сне я был в Буэнос-Айресе?
Но разве я не танцевал с тобой? И разве дух Буэнос-Айреса не заключен в танго? И, значит, танцуя с тобой, не бродил ли я уже по ночным улицам этого города, освещенным редкими яркими вспышками фонарей?
Мне кажется, я ошибался: не только для воображения, но и для тела нет в этом мире границ.
Ни один твой