Польская супруга Наполеона. Сергей Нечаев
я сочту, что ты безвольная трусиха: мне не нравятся жалкие люди; императрица должна иметь сердце.
Призывая Жозефину быть всем довольной и мужественной, не привыкший сдаваться Наполеон вновь и вновь бросался на штурм, посылая Марии Валевской все более и более пылкие слова:
Бывают в жизни такие моменты, и сейчас я как раз переживаю один из них, когда слишком высокое положение давит человека. Это я теперь с горечью чувствую на себе. Как утешить любящее сердце, которое так страстно желает припасть к вашим ногам, но удерживаемое высшими соображениями, парализующими самые заветные желания? О, если бы вы только захотели! Вы, только вы одна, можете устранить разделяющие нас препятствия. Мой друг Дюрок сделает так, что вам это будет совсем нетрудно. Придите! Придите! Все ваши желания будут исполнены. Стоит вам только сжалиться над моим бедным сердцем, и ваша родина станет для меня еще дороже.
По мнению Эмиля Людвига, судя по этим строкам, можно понять, как потрясающе одинок был этот могущественный человек! За этим письмом «проступает в трагической маске судьба человека, который хочет подчиняться только ее законам и жертвует этой героической мономании свое человеческое счастье. Вот он бродит по роскошному замку, сцепив руки за спиной, уже несколько недель предаваясь неопределенной тоске, все время в одиночестве, месяцами не зная близости с женщиной и теперь вдруг ощутив любовное томление. Он грубо разгоняет своих секретарей, не принимает генералов, отсылает депутации, велит расседлать лошадь, останавливает весь механизм власти, созданный им вокруг себя: замок, армия, Париж, Европа подождут! Он, самый закрепощенный из смертных, больше не хочет подчиняться природе вещей. Мужчина в тридцать семь лет, уже не влюбленный без памяти в свою жену, которой сильно за сорок, и которому всю душу перевернуло юное существо, дважды отвергнутый, вынужден придумывать соблазны из подвластных ему других сфер, вынужден манить ее свободой ее родины, чтобы после десяти лет молчавшего чувства впервые сложить к ногам молодой женщины свою тягу к покою!»
Как видим, тут император пошел на хитрость и нанес удар по самому уязвимому месту. Он пообещал нечто большее, чем любовь. Он намекнул, что ответ Марии может повлиять на его заинтересованность в освобождении Польши.
Содержание этого последнего письма повергло Марию в сильнейшее смятение, и она вновь и вновь перечитывала его, пока края бумаги не превратились в бахрому.
Реакция же введенных (не без помощи Дюрока) в курс дела членов польского временного правительства оказалась именно такой, какой и ожидал император французов: в лице неуступчивой Марии они окончательно и бесповоротно увидели средство добиться восстановления своего государства. Заметим, что тут все совпало и само собой сложилось во вполне стройную конструкцию: польские патриоты, узнав об интересе Наполеона к Марии Валевской, решили использовать ее, а Наполеон, только намекнув на то, что ее родина при определенных обстоятельствах может стать для него еще