Трип на юг. Яна Филар

      В августе две тысячи пятого дремлющий в глубине Ишимской степи придорожный поселок разбудил пронзительный вой сирен. Толстый столб дыма коптил небо еще на закате, и вот уже бледный осколок луны в третьей четверти затерялся в чернильной туче. Бригада пожарных наконец свернула с «дороги смерти», как местные звали путь из Омска в Тюмень, и обнаружила в прогоревшем остове автомобиля труп Антона Раневского.

      В тот вечер путь Антона лежал на запад. Стекло опущено, локоть наружу, ветер хлестал по щекам. Пахло летом, пылью и горячим асфальтом. Пролетали мимо бесконечные засеянные поля, незнакомые деревеньки, оазисы зелени в пустынной желтизне трав – до зевоты плоская однообразная равнина. Звук на максимум. Скорость, аромат полевых цветов, незатейливая попса из динамиков вводили в дорожный транс. Даже разыгравшаяся паранойя на время ослабила хватку.

      Ему девятнадцать, но за плечами изолятор и клетка в зале суда. Каждый день, пока длилось следствие, Антон проживал в страхе: от ярлыка уголовника не избавиться, вычисти хоть все базы розыска. Тем более, дело громкое: журналисты с Антона глаз не спускали. Его имя в заголовках местных газет, фото крутят по федеральным каналам. Кумир молодежи. Спроси сейчас любого подростка, кем хочет стать, непременно ответит: хакером, как Раневский. Только в гробу он видал такую славу.

      Спасибо матери с Кирой: не поверили, что взломал банк и увел кучу денег. Но их Тошка на деле не такой уж святой. А деньги припрятал, под чужим именем по счетам разложил. Правда, потратить нельзя, но придет время, придет…

      Впереди маячил знак ограничения скорости: ремонтировали дорогу, сыпали щебень в разинутые асфальтом жадные рты. Антон сделал музыку тише и нажал на тормоз. Машины едва ползли; наглые лихачи жались к обочине, рискуя провалиться в размытый дождями овраг. Антон нервничал: за ним наблюдали не первый месяц. Он уже давно никого не трогал, не брал заказов с тех пор, как завели дело, лишь бы не привлекать внимания.

      Он заставил себя не выглядывать, не вертеть головой, лишь посматривал в зеркало заднего вида. Быстро темнело, будто солнце, преодолев невидимую ватерлинию, намокло, отяжелело и стремительно тонуло в невидимых за горизонтом волнах.

      Серебристый «шевроле» с мятым бампером ехал за ним из самого города, обогнал по пути пару машин, чтобы уставиться ему прямо в выхлоп. Или тот, что за ним? Синий «мерин», водила – мужик в темных очках. Антон запомнил его, когда поравнялись километров десять назад. Идеальный кандидат.

      Тряска по щебенке кончилась, «мерин» пошел на обгон. Антон вжался в кресло, будто так его будет не видно, но машина исчезла за поворотом. Нащупав бутылку «Бонаквы», глотнул противной нагретой солнцем воды. Легче не стало. Привычный холод в груди сковал сердце. Тогда Антон схватился за сигарету – едкий дым исцарапал глотку, заполнил нутро, выжигая тревогу.

      Оправдательный приговор избавил от всех проблем, кроме одной: Леонид Ланге, упрямый осел из ФСБ, слежку с подозреваемого не снял. Пока Антон прозябал в изоляторе и неизвестность пугала его долгими ночными кошмарами, Ланге предложил работать на органы. Взамен он снимет все обвинения.

      – У тебя будет иммунитет, – заверял Ланге, что означало: ФСБ закроет глаза на твои шалости, но отныне ты принадлежишь Конторе. – На твоем месте я бы задумался о сотрудничестве.

      И смотрел долго-долго серыми злыми глазищами: ждал ответа, и вполне определенного.

      Сотрудничестве, как же. Крысой, вот кем он будет, работая на силовиков. Хуже тюрьмы. Шаг не туда – опять начнут пугать нарами, свободы лишат, невыездным сделают. Заставят сдавать своих, шпионить за неугодными, заменять правду лицемерной подделкой, выгодной кому-то ложью. Сколько парней уже так попортили. Всех забрали. Антон полагался лишь на свою команду, но в итоге его кто-то сдал – кто-то свой. Доверять никому нельзя. Особенно вежливым людям в серых костюмах, которые ставят тебе ультиматум.

      Позже Антон поймет, что за первый серьезный взлом, верни он всё до копейки, ему бы грозил лишь условный срок, в крайнем случае штраф. Тогда еще гайки не закрутили, но он не разбирался в законах и боялся попасть в колонию, опозорить семью, лишиться будущего.

      Не опуская взгляда, он отказался, и доброжелательный Ланге вмиг изменился в лице.

      «Я тебя, сука, на всю жизнь засажу, – напоследок Ланге наградил его колючим холодным взглядом. – Еще приползешь, когда за бугром тебе влепят пожизненное, извиняться будешь. Нагляделся я на таких: не остановишься».

      Ланге можно было понять: месяцы следствия коту под хвост. Оперативник возвращался к начальству если не с позором, то уж точно без надежды на премию. С него не слезут, пока кто-нибудь не ответит за взлом банка Д.: либо он найдет козла отпущения, либо доведёт расследование до конца. Чем Ланге и занимался.

      Отныне каждый день, выглядывая в окно, по дороге в магазин и на прогулках Антон видел один и тот же неприметный автомобиль с тонированными наглухо стеклами. Всегда где-то неподалеку – так, чтобы подъезд хорошо просматривался. Час, два,