.
кожей, мешая расслабиться даже на мгновение. Я шагал сквозь дождь, слушая размеренный стук капель по тротуару, но внутри все бурлило, как в котле. Картина преступления никак не складывалась: улики были, но не те, что приводят к истине. Они скорее путали, чем подсказывали. "Писатель, бар, мотель. Всё крутится вокруг этих точек, – размышлял я, наступая на мокрые листы, разбросанные ветром по дороге. – Но почему? Почему кто-то убил человека, у которого вроде бы не было ни врагов, ни долгов? Что кстати удивительно для Сисеро и для молодой девочки без родственников. Что она сделала или что узнала? Кто хотел заставить ее замолчать навсегда?" Мой разум перебирал зацепки, как пальцы четки: показания бармена, расплывчатые свидетельства соседей, этот проклятый трехчасовой разрыв. Время – самое раздражающее из всего. Оно не сходилось. В голове появлялась и исчезала мысль, что кто-то специально тянул время, путал следы, словно играя в шахматы со мной, намеренно оставляя ложные ходы. Может, всё проще, чем я думаю? Или, наоборот, я не вижу главного, что лежит прямо перед носом? – Вздохнул, переходя через дорогу и уклоняясь от брызг, что оставили шины грузовика. Я остановился у очередного фонаря, чья тусклая лампочка едва справлялась с задачей освещать мокрый асфальт. Взглянул на отблеск своего отражения в луже и отвел взгляд. "А что если я ищу не там? Может, убийца был с ней в баре? Или они столкнулись уже на улице? А может она кого то отшила еще до встречи с писакой?" Эти вопросы звучали как затяжная мелодия без финала. Я чувствовал, что где-то здесь, в ночной тишине города, среди мокрых домов и скрипящих заборов, прячется ответ. Он будет найден, рано или поздно. Главное – не позволить себе сбиться с пути, даже если сам город, кажется, пытается тебя запутать. Издалека я заметил силуэт мужчины, медленно, но как-то суетливо продвигающегося вдоль тротуара. Он шел, будто весь вес мира обрушился на его плечи, а он отчаянно пытался выскользнуть из-под него, словно знал, что у него осталось лишь несколько шагов до падения. Одежда висела на нем клочьями, мокрая от дождя, почти сливаясь с серой обшарпанной улицей. Под тусклым светом фонарей она выглядела так, будто еще чуть-чуть, и расползется окончательно. Его шаги были шаткими, почти бесшумными на мокром тротуаре. Шорох дождевых капель, скользящих по лужам, казался громче, чем его движения. Казалось, этот человек вот-вот рухнет в грязь, станет частью ночной улицы, ее теней и заброшенности, навсегда исчезнув из мира тех, кто хоть немного борется за жизнь. Я замедлил шаг, инстинктивно. Это было не любопытство, а привычная осторожность, которая нарастает, как электрический ток в воздухе перед грозой. Подобные сцены редко означали что-то безобидное. Мужчина был похож на тех, кого жизнь покалечила не только физически, но и морально, оставив существовать на границе выживания. Его волосы, прилипшие к лицу, скрывали черты, но в мокром капюшоне, съехавшем на бок, читалась беспросветная усталость. Он двигался вперед, словно кукла, которой управлял безразличный кукловод. В его суетливости сквозило что-то тревожное – не просто попытка