Теплый свет. Игорь Отчик
счастья у бедняги просто сносит «крышу»:
Его триумф и оглушительный успех
Ему по праву и таланту послан свыше.
Жизнь удалась! Но почему-то с каждым днём
Былых восторгов меньше, гром оваций тише,
И почему-то журналисты не о нём,
А о другом актёре восхищённо пишут.
И вот он публикой капризной подзабыт,
И смыта временем его былая слава,
Семья распалась, и его ужасен быт,
И разъедает душу зависти отрава.
Как разорвать забвенья злую нить,
Соединившую вчера, сегодня, завтра?
Ведь он уже согласен страстно полюбить
Театр в себе, а не себя в театре!
Увы, актёр зависим как никто иной,
И существо бесправнее найдёшь едва ли.
В былые дни их хоронили за стеной,
И даже сам театр позорищем прозвали.
И остаётся только втихомолку пить
И ждать подачки от любого режиссёра,
И повторять уныло: быть или не быть? —
Как незавидна и горька судьба актёра!
О, как желал попасть он в этот коллектив!
Мечта всей жизни – быть на этой славной сцене —
Сбылась, а он талантлив, молод и красив,
И ветеранам стать готов достойной сменой.
Какие звёзды здесь, какие имена!
Здесь каждый знаменит и славою обласкан —
Их любит публика, их знает вся страна,
Их жизнь не прозябание, а чудо, сказка!
Но отчего актриса не сдержала слёз?
А на лице актёра зависти гримаса?
И неизменно всех волнующий вопрос:
Как выбраться из театрального запаса?
О, где же Гамлет мой?! – актёрской жизни цель.
Когда же, блин! и я Офелию сыграю?
Кому-то в помощь режиссёрская постель,
А кто-то вечно ждёт и остаётся с краю.
В обойму избранных чужому не попасть,
И дружбу водят здесь всегда не «за», а «против»,
Тирана-режиссёра безгранична власть —
Он по подмосткам их, как кукол глупых, водит.
Какие страсти за кулисами кипят!
Почище даже, чем в трагедиях Шекспира.
Но кто б из них театр ни проклинал стократ,
Сам не покинет лицедейства мира.
Актёр на сцене забывает о себе —
Отдавшись воле сумасброда-режиссёра,
Он раствориться вынужден в чужой судьбе,
И в этом суть и жуть профессии актёра.
Но тот, кто эту смесь волшебную вдохнул,
Кто монологом вызвал смех и слёзы зала,
Навек в пучине лицедейства утонул,
И эта страсть его навеки повязала.
И счастлив он в чужих эмоциях гореть —
Чтобы душа его огнём страстей пылала,
И в сотый раз переживать любовь и смерть,
И этого наркотика ему всё мало.
Он – Штирлиц, д’Артаньян, и Шурик, и Жеглов,
Его талант актёрский ценят миллионы,
Он заслужил их всенародную любовь,
И под овации выходит на поклоны.
И