«…и прошлого следы». Друскеники – прощай!. Марита Мовина-Майорова
и смотрел, как трактор уничтожает последнюю ниточку памяти с его юностью, и не мог не возвращаться туда сейчас, снова и снова. Сейчас, вспоминая, он опять переживал то беспокойство, даже какой-то небольшой, скорее – мистический – страх перед ночным лесом, когда поздними вечерами шел через него домой, проводив ее до дома и настоявшись и нацеловавшись с ней в ее парадной. Он никогда не ходил по дороге, возвращаясь домой после свиданий с ней: через лес было и быстрее и… давало возможность еще раз испытать себя, свою смелость и… убедиться в заговорённости от всего плохого, что могло случиться с ним, ее любовью. Он вспомнил, как возвращался через лес, и как каждый раз, идя через него, думал о том, что их любовь прикроет его от всех бед, спасет его везде и всегда, и что потому в этом ночном лесу с ним тоже – ничего не случится; в тот момент он начинал ощущать себя смелым, решительным, и готовым дать отпор, если это понадобится; но никогда это не надобилось; зато, то чувство огромной силы своей любви к ней поднимало его над темным, застывшим в странной какой-то чуткой и оттого – жутковатой для него тишине лесом, и даже – над его жизнью, и он понимал, точно знал: пока она с ним, пока она любит его – с ним ни-че-го плохого не случится.
…Трактор продолжал свою работу. А ему здесь больше нечего было делать…
В лесу…
С тех пор он больше ни разу, за минувшие с того дня двадцать лет, ни случайно, ни намеренно не был там. Ни разу… Да и зачем? Все равно ничего не вернуть. А раны бередить? Так в этом его родном городе таких мест, связанных с ней, пруд пруди. Куда ни пойдешь – в городе ли, в лесу ли, на озере; на реке, возле старого кинотеатра или у здания их школы; возле эстрады, на причудливом мосту маленькой речки, на улице, названной в честь великого композитора… у старого Костела. Для того, чтобы не забывать ее, не надо было ходить в этом городе специально куда-то – она и их юность здесь были везде. Вот и сейчас он сидел на скамейке невдалеке от того места. Еще одного места, напоминавшего ему о ней. Потому что недалеко отсюда был не только его родительский дом, а еще и – совсем рядом, если повернуть чуть влево по берегу реки, за ее поворотом, появлялся, как его Земля обетованная, тот Остров Любви.
Старик поднял голову… медленно оглянулся вокруг, прислушиваясь к чему-то и глубоко вдыхая терпкий аромат сырой, после только что стаявшего снега земли, застыл на мгновение, закрыв глаза, потом вновь наклонил седую голову и, оперевшись подбородком на скрещенные на ручке палки сухие ладони, посмотрел на реку. Отсюда, с высоты обрыва хорошо было видно, как воды реки порывисто несут упругое ее тело вниз по течению. В это время года, в начале апреля, вода в реке высокая, все еще темная и очень бурная. Это летом, и в особенности отчего-то – осенью, движение вод становится более плавным, оставаясь все таким же стремительным… Он снова задумался о чем-то…
О чем?..
Апрельский