Ищейка. Вирджиния Бокер
три колдуна, прикованные к столбам, их ноги завалены хворостом. Они смотрят на толпу, и на лицах написана решимость. Что они такого натворили, понятия не имею – не я их брала. Но точно знаю, что прощения просить они не станут. Не будет ни мольбы о милости в последнюю минуту, ни клятв раскаяния на ступенях эшафота. И когда палачи поднесут факелы к хворосту и первые языки пламени взлетят в свинцовое небо, преступники не издадут ни звука. Раньше бывало иначе, но чем сильнее разгорается бунт реформистов, тем упорнее становятся они сами. Точно так же не важно, что именно они совершили. Какую использовали магию: заклятия, фамилиаров, зелья, травы, – все это теперь вне закона. Да, были времена, когда такое терпели и даже поощряли. Магия тогда казалась полезной. А потом пришла чума. Магией вызванная и магией же распространяемая, она чуть не уничтожила нас. Колдунов предупреждали, просили, требовали оставить свою возню, но они игнорировали все увещевания. И вот теперь, на грязной площади под грязным небом, мы кладем этому конец.
Справа, футах в двадцати от меня стоит Калеб. Он внимательно смотрит в огонь, синие глаза прищурены, лоб слегка наморщен. По его лицу никогда не скажешь, грустит он, скучает, веселится или играет сам с собой в крестики-нолики. Даже мне не угадать, о чем он думает, а уж я-то его знаю дольше всех.
Но скоро, еще до того как в толпе начнутся протесты, он начнет действовать.
Я уже слышу смутное бормотание, шарканье подошв, время от времени вскрикивает кто-то из родственников. Люди поднимают дубины, замахиваются камнями. Сейчас их сдерживает уважение к казнимым, но когда тех не станет, в ход пойдет сила. Против палачей, против охраны, выстроенной вдоль улицы, против всякого, поддерживающего правосудие, что вершится сейчас. Да, люди боятся магии. Но последствия ее преследования пугают их еще больше. И наконец Калеб осторожно подергивает себя за светло-русую прядь, медленно опускает руку в карман.
Время!
Я дошла уже до середины площади, когда раздается крик. Меня толкают в спину, потом еще раз, я налетаю на человека впереди.
– Смотри, куда прешь! – Он резко оборачивается, лицо красное от гнева, но тут же бледнеет, как только видит меня. – Простите, мисс. Я вас не видел, и… – Он замолкает, всматривается в меня пристальнее. – Да вы же еще совсем ребенок. Нечего вам тут делать, идите домой. Вам всего этого видеть не нужно.
Я киваю и отступаю. Кое в чем он прав: мне ничего этого видеть не нужно. И быть сейчас нужно не здесь.
Иду за Калебом, сперва по широкой мощеной улице, потом через Развалины – лабиринт узких переулков, залитых жидкой грязью и обрамленных рядами низких темных бревенчатых домов с остроконечными крышами, погрузившими улицу почти в непроглядную темноту. Мы быстро проносимся по улочкам со смешными названиями: Коровий проезд, Фазаний двор, Гусиный переулок, – оставшимися еще с тех пор, когда на площадь возле Тайберна пригоняли скот.
Теперь здесь бойня иного рода.
Улицы пустынны, как всегда бывает в день сожжения. Те, кто не присутствует на казни, сейчас протестуют против них возле дворца Рэйвенскорт или стараются забыться в какой-нибудь таверне Апминстера. И производить арест сегодня – явный риск, если попадемся толпе. Шли бы мы арестовывать обыкновенную ведьму – риска бы не было совсем. Но это не обычный арест.
Калеб увлекает меня в пустой дверной проем.
– Готова?
– Конечно, – улыбаюсь я.
Он улыбается в ответ:
– Тогда оружие на изготовку.
Я лезу под плащ и достаю клинок. Калеб одобрительно кивает:
– Стража ждет нас на Фазаньем, и я на всякий случай поставил Маркуса на Гусиный, а Лайнуса – на Коровий. – Он добавляет, помолчав: – Господи, что за дурацкие названия у здешних улиц!
Я с трудом подавляю смех.
– Знаю. Но мне их помощь не понадобится. Сама справлюсь.
– Как скажешь. – Калеб вытаскивает из кармана крону. Зажимает монету в пальцах и держит у меня перед глазами. – Ну что, как обычно?
Я презрительно усмехаюсь:
– Размечтался. Пять единиц добычи – значит, и наград пять. Плюс к тому они – некроманты. Что означает как минимум один труп, сколько-то крови, кучка костей… соверен как минимум, скупердяй ты наш.
Калеб смеется.
– Знатно торгуешься, Грей. Ладно, пусть будет два соверена и выпивку ставлю. По рукам?
– По рукам.
Я протягиваю ему руку, но он не пожимает ее, а целует. У меня екает под ложечкой, чувствую, как жар заливает щеки. Но Калеб, похоже, не замечает ничего – просто сует монету обратно в карман, вытаскивает из-за пояса кинжал, подкидывает его в воздух и ловит с изрядным мастерством.
– Отлично. Тогда идем, а то, знаешь ли, некроманты сами себя арестовывать не будут.
Мы пробираемся вдоль домов, ноги чавкают в раскисшей грязи. Наконец мы доходим до цели! Наш дом похож на все прочие: грязно-белая штукатурка, деревянная дверь с шелушащейся красной краской. Однако же и отличается от других – тем, что находится по ту сторону двери. Колдуны, которых