Под одним небом. Ирина Мишина
в порядок. С утра она внимательно осмотрела место, откуда вынула шкатулку. Ей стало ясно: тот, кто прятал клад, явно не собирался им пользоваться: чтобы достать шкатулку, нужно было разрушить стену, как это сделал пожар.
Хоть бы записочку положили, – почему-то происхождение драгоценностей волновало её не меньше самого факта обретения целого состояния. В её юридической практике не было подобных дел, и она принялась вспоминать, сколько придётся платить налога, если она заявит о находке. Выходило, что клад – её собственность, он найден не в земле, а внутри помещения, унаследованного ею и принадлежащего только ей. Аня пожалела, что нет выхода в Интернет:
Хоть бы цену монет узнала! А так только гадать остаётся, сколько это стоит. Но на квартиру и кое-что, конечно, хватит. Стоп, дорогая, а ты способна расстаться с этой красотой?
Она то раскладывала на столе украшения, то примеряла, то восхищалась, то приходила в ужас, чем ей всё это грозит: два гарнитура, один краше другого, пара старинных браслетов, изумительный перстень.
Кто же его носил? Интересно, бабушка Лиза знала об этом кладе? А может, она его и спрятала? Так, так, по документам дом был построен в 1940 году, и бабушка говорила, что заселились они в новый дом перед войной. Чьё же сокровище: бабушки или деда. Скорее всего, бабушки, слухи о её матери-дворянке Ксении были неспроста. Как жаль, что меня тогда всё это не интересовало. А может, дед Илья? Тут, вообще темно, неизвестно даже, как он оказался в Сибири. Страшная жизнь была. Даже детям своим ничего не говорили: боялись, что те могут проговориться.
Аня почти не помнила дедушку Илью. Он умер, когда ей было пять лет. В бабушкиной спаленке на комоде раньше стояла фотография седоусого и очень строгого, как казалось Ане, деда. Бабушка редко сидела без дела, только перед этой фотографией. Несколько раз она заставала бабу Лизу, непривычно печальную, как будто чужую. Увидев внучку, та подхватывалась, начинала снова хлопотать. Аня помнила, что совершенно особенным для бабушки было второе августа, Ильин день. За всё детство раза три – четыре Ане случалось в этот день гостить у неё. Баба Лиза с вечера стряпала хворост, варила холодец. Наутро пекла сладкие блинчики, варила кисель и торопливо собиралась к автобусу, брала с собой внучку. Ехала в Залари, всегда на одно место – площадь, где с одной стороны раскинулся базар, а с другой – старый парк. Если был воскресный день и базар работал, бабушка давала внучке денег на мороженое, просила знакомых присмотреть за ней, а сама уходила. В будни Анечка качалась на карусели у самого входа в парк. Отлучка бабы Лизы всегда была недолгой. В последний раз, за год до её смерти, повзрослевшая уже Аня на качели не пошла, а просто стояла у парковой стены. Старинный парк, небольшой, но когда-то ухоженный, теперь зарос травой, среди разросшихся деревьев и кустов ещё проглядывали чьи-то гипсовые статуи и остовы аттракционов, какие-то постройки. Бабушкина фигура то появлялась из-за деревьев, то исчезала. Девочке стало скучно и она пошла на поиски бабы Лизы, нашла её сидящей на скамейке. Бабушка смотрела