Пасынки восьмой заповеди. Генри Лайон Олди
душу Джоша в обмен…
«Никогда не становитесь на пути у Великого Здрайцы, – говорил Самуил-баца. – И никогда не верьте ему. Никогда!»
Верить было нельзя. И становиться на пути тоже было нельзя, тем более что это все равно бесполезно; но Марта уже приняла решение, с привычной отстраненностью потянувшись вперед, к мертвецу, которого она могла представить только живым; не протянув невидимую руку, как обычно, она бросилась наружу всем своим существом – и невидимые ворота с лязгом распахнулись перед женщиной.
На этот раз за воротами не было подвалов, сокровищниц и лабиринта. Не было и Стражей, убитых самим Джошем еще тогда, в ее кошмаре, в тот миг, когда Молчальник подписал кровью дьявольский договор, сняв охрану собственной души – о, теперь она понимала это! – вокруг простиралась похожая на оспенное лицо равнина, слегка мерцавшая в ярком лунном свете, по седому простору бродили смутные тени, и прямо перед воротами лежал обнаженный человек.
Джош-Молчальник, непутевый вор, обокравший самого себя.
Одним движением Марта оказалась рядом и попыталась приподнять лежащего. Джозеф слабо пошевелился, пробормотал что-то невнятное и снова обмяк. Он был тяжелый, невозможно тяжелый, но Марте каким-то чудом удалось взять провисающее тело на руки; в глазах потемнело – или вокруг действительно сгустилась ночь?! – и Марта неуклюже шагнула к распахнутым воротам. Ноги Джоша волочились по земле; кровь набатом стучала в висках, но женщина закусила губу и сделала еще один шаг.
И тогда раздался голос.
Тот самый.
Только в нем уже не было насмешки – лишь удивление и смутная затаенная неуверенность.
– Он мой, женщина! Что ты делаешь?! Кто ты? Погоди! Давай поговорим! Я хочу знать, как ты можешь…
Шаг.
– Постой!
Еще один.
– Кто ты?!
Никогда… никогда не становитесь на пути у Великого Здрайцы!..
Прости, батька Самуил!
Прости…
Вот они, ворота.
Вот… они.
И тут Марта ощутила, как совсем рядом с ее плечом в горло Джоша впились чьи-то сильные пальцы. Тело на руках женщины вздрогнуло и захрипело, прирастая к ней, как ребенок до родов неразрывно связан с матерью; Марта пошатнулась, но устояла, даже не успев испугаться. Джоша медленно, но неумолимо отрывали от нее, отрывали вместе с кожей – с их общей кожей! – и Марта закричала от боли и отчаянья, зубами вцепившись в чужие потные пальцы на теле души любимого… она рванулась, рыча и мотая головой, как дикий зверь, – и в этот момент они с Джошем буквально выпали за ворота.
Оглушительный рев потряс Вселенную – словно кричала сама преисподняя, выворачиваемая наизнанку. Нечеловеческий крик нечеловеческой боли наваливался со всех сторон, давил, туманил сознание, застилал глаза кровавой пеленой. У Марты, оглохшей и ослепшей от этого крика и от своей чудовищной ноши, уже не было сил подняться, и она поползла, как ползет кошка с перебитым хребтом, цепляясь за пожухлую траву, – туда, куда вел ее инстинкт, выпестованный строгим батькой Самуилом,