Золотце. Анна Владимировна Рожкова
глядя на самых любимых и дорогих сердцу людей.
Ночами она подолгу молилась, пытаясь отвести от их маленького мирка беду, словно предчувствовала что-то. И это что-то не преминуло случиться: у Тимофея Олеговича открылась старая язва, словно дремавший до поры, до времени вулкан.
Тимофей Олегович похудел, стал желчным и раздражительным, доводя Фаечку до слез своими придирками и нападками. Иногда создавалось впечатление, что в профессора вселился бес.
– Я же сотни раз говорил, – втолковывал он жене. – Я пью чай только горячим. Неужели так трудно запомнить?
– Тимоша, ну, прости. – Винилась Фая. – Меня Раечка вымотала, ну такая егоза.
– А ты ребенком не прикрывайся. – Прикрикивал Тимофей Олегович. – Любишь, как что, на Раечку все свалить. Я пришел с работы, устал, а чай – почти холодный.
– Тимоша, ну ты же опоздал. Я чай заранее сделала, к твоему приходу. Ну, хочешь, я новый заварю. – Предлагала Фая.
– Не надо нового, буду этот пить. – Тимофей Олегович всем своим видом демонстрировал обиду: вжимал голову в плечи, становясь похожим на худого желтушного воробья.
– Мама, – кричала из детской проснувшаяся Раечка и начинала хныкать. Фаечка бросалась на зов дочери, забывая про мужа.
Спала Фаечка урывками: то стонал от боли Тимофей Олегович, то проснувшаяся среди ночи Раечка требовала компот. Фаечка похудела вслед за мужем, став такой прозрачной, что сквозь нее впору было смотреть телевизор.
– Совсем ты себя не бережешь. – Качала головой Таня.
– Тут уж не до себя, Тимофея Олеговича бы на ноги поставить, да Раечку вырастить. – Отвечала Фаечка, улыбаясь одними губами. В глубине темных глаз залегла печаль.
– О себе подумай. – Втолковывала Таня подруге. – Так недолго и самой на тот свет отправиться. Кто тогда Раечку растить будет?
– Что ты такое говоришь? Мне ради дочки и мужа жить нужно. – И без того бледная Фаечка бледнела еще больше.
– Знаю я, что тебе нужно. Пойдем. – Сказала однажды Таня и, взяв Фаю за руку, куда-то повела.
– Куда мы, Таня? – Спросила Фая.
– Сама скоро увидишь. – Ответила Таня, не отпуская Фаиной руки.
Сначала ехали на автобусе, потом шли полем. Фая терялась в догадках.
– Таня, куда мы идем? – То и дело спрашивала она.
– Все увидишь – не переживай. – Неизменно отвечала Таня. – Ну вот, пришли. – Перед ними стояла небольшая церквушка из сруба, бревна потемнели от времени.
– Ты зачем меня сюда притащила? – Разозлилась Фая. – Я не пойду.
– Если бы я сказала, куда мы идем, ты бы не пошла, верно? – Таня хитро улыбалась.
– Конечно, нет, глупости это все, опиум для народа. – Уверенно заявила Фая. Как истовая дочь коммунистов, в религии она не видела никакого смысла. – Я ухожу.
– Фая, мы столько шли, неужели даже не войдешь? – Таня склонила на бок голову, улыбка не сходила с ее уст. – Поверь мне, станет легче.
– Мне и так хорошо. – Возразила Фая.
– Нет, – Таня покачала головой. – Просто ты носишь