Тайная помолвка. Вера Крыжановская-Рочестер
Самуил Мейер, сын еврея-миллионера! – воскликнула Антуанетта и с хохотом упала на диван. – Бедная Валерия! Понимаю, в каком ты была положении: он тебя нес на руках. Фи! Твоя хорошенькая головка лежала на его груди или плече! Конечно, это возмутительно.
– Это еще ничего. Но возмутительнее всего было узнать, что человек с такой наружностью и отличными манерами был чистокровный еврей, даже некрещеный, – сказала Валерия нетвердым голосом.
Антуанетта с удивлением взглянула на разгоряченное и взволнованное лицо подруги.
– Неужели, Валерия, ты действительно думаешь, что крещением можно уничтожить происхождение человека?.. Однако я все еще не вижу причины твоего горя.
– Дай мне кончить. Два раза Мейер приезжал к нам, но по приказанию отца и Рудольфа его не приняли.
– Надеюсь, ты ничего не находишь против такой благоразумной меры? – перебила ее Антуанетта. – Благодарю за удовольствие встречать в вашем салоне человека, который конечно распространяет неприятный аромат, свойственный его расе! Не гляди на меня с таким удивлением, наследственность этого запаха – факт.
– Нет, нет, – возразила Валерия, смеясь от души. – Мейер не распространяет никакого дурного запаха. Он был слегка надушен, как каждый из нас, и прекрасно одет.
– Смотри, Валерия, ты что-то очень защищаешь этого еврея, и я начинаю подозревать тебя кое в чем, – заметила Антуанетта с притворным беспокойством.
– Не бойся, пожалуйста, и выслушай самое главное. Недели три тому назад я неожиданно встретила Мейера у барона Кирхберга. Поверишь ли, что он крайне развязно стал требовать от меня объяснения, отчего, пригласив его, я ни разу его не принимала?
– Это слишком. И как в этом виден еврей, особенно если он не подозревал причины отказа.
– Представь, милая Антуанетта, мне кажется, что он не подозревал. Я была тем более взбешена этой настойчивостью, что он заставил меня краснеть за мою неблагодарность, так как, действительно, стыдно указать на дверь человеку, который спас тебе жизнь.
– А как иначе, когда это еврей! – возразила Антуанетта.
– Конечно, но тем не менее я была раздражена и дала понять ясно, что ему не место в нашем доме. Он был оскорблен. Смертельная бледность покрыла его лицо; я думала, что он упадет, и мне хотелось успокоить его словом участия. Он говорил об уважении, которое внушает еврейское золото, а глаза его пылали презрением и злобой, когда он подал мне письмо Рудольфа, в котором тот просил у него в долг крупную сумму денег и называл своим другом. В заключение он намекнул, что наши дела очень плохи, и ушел, прежде чем я успела прийти в себя.
Валерия быстро встала, подошла к письменному столу.
– Я не решилась отдать это письмо Рудольфу, хотя знаю, что он не уплатил долг.
Дрожащей рукой Антуанетта схватила листок и, пробежав его глазами, спросила:
– Почему ты знаешь, что этот