Громкое дело. Лиза Марклунд
мать. – У меня Дестини.
Анника моргнула.
– Что?..
– Биргитта подрабатывает в «Ретт Прис» по выходным. Мне приходится опекать Де-э-стини.
У Барбры началась пьяная икота. А годовалую дочь сестры явно звали Дестини, бедная маленькая девочка.
– Но, – сказала Анника, – у Биргитты ведь есть муж? Разве Стивен не в состоянии позаботиться о собственном ребенке?
Мать уронила что-то на пол. Кто-то выругался на заднем плане. У нее, пожалуй, появился новый мужчина.
– Послушай, – буркнула мать в трубку, – мне н-надо идти. И потом ты должна извиниться перед Биргиттой.
– Конечно, мама, – сказала она. – Пока.
Анника закончила разговор и опустила мобильный телефон. В ее глазах стояли слезы.
– Наверное, очень стыдно, когда мама не любит тебя? – спросила она сдавленным голосом.
– Да, – сказал Халениус. – И особенно когда тебя не любят родные дети.
Анника рассмеялась.
– А это не сцена из какого-то фильма?
Халениус улыбнулся.
– Ну да, – сказал он, – со Свеном Бертилем Таубе в главной роли.
А через секунду зазвонил телефон.
Они вытащили нас наружу, и начали с меня.
Было совершенно темно. Даже луна не светила. Нигде не горел костер. Они волокли меня под руки и за ноги, точно так же, как француза, и если раньше я пребывал в полной неизвестности относительно моих перспектив на будущее, то сейчас к этому добавился пугающий оттенок. Я чуть не потерял сознание от страха, и по той же причине мой желудок расслабился настолько, что остатки его содержимого с шумом вырвались наружу. Мне показалось или я в самом деле видел, как лезвия ножей блеснули в темноте? Нет, наверное, зрение все же не обмануло меня, поскольку пластиковый ремешок перестал давить на мои ноги, кто-то стащил с меня брюки и вылил мне в промежность ведро воды. Холодной, но она все равно как огнем обожгла мою израненную кожу. Однако я не закричал, ведь это было не разрешено, no allowed, так сказал Кионгози Уюмла, и любые разговоры, кстати, также. Онемевшие, мы лежали вплотную друг к другу, и только шумное дыхание датчанина слышалось в темноте.
Температура ночью быстро упала. И вскоре наши зубы выбивали барабанную дробь.
Один из охранников, я не видел, кто именно, протянул мне кусок клетчатой материи, и я накрутил его на себя вместо брюк. Рубашку мне удалось сохранить. Ту, которую я выбирал с особой тщательностью утром перед тем, как мы полетели в Либой, светло-розовую с легким блеском. Ее еще очень не любит Анника, по ее словам, она из гардероба педиков. «Ты не мог бы не надевать сегодня свою гейскую рубашку?» – с улыбкой говорит она обычно. Потом мне пришлось идти в другой конец маниатты, и меня закрыли в другой хижине, гораздо меньшей по размерам, и пахло там совсем иначе. В ней явно никогда не было никакого очага. Когда я касался плоских стен, звук получался резкий и металлический. И отсутствовала дыра в потолке.
Они связали мне ноги снова. И вероятно, я отключился на время, поскольку, когда очнулся снова, рядом со мной лежали датчанин Пер, и румын, имени которого я не знал, и испанец Алваро.