Должность Смерти. Элла Эйвери
платформа черного сапога безжалостно втаптывает невинный листик в асфальт и равнодушно отправляется дальше, оставив несчастную жертву лежать в одиночестве.
Вообще, отвлекаться на такую ерунду не очень-то профессионально с моей стороны, и я усердно стараюсь не замечать подобные детали, но они все равно как-то умудряются оказаться в поле моего внимания. По задумке, мой разум должен быть занят совершенно другим – я обязана позабыть обо всем и полностью сфокусироваться на толкающем вперед остром ощущении приближающегося "события". И как бы сильно мне ни хотелось воспротивиться и убежать, ЗОВ не отпустит меня, пока работа не будет выполнена. Вот и приходится безропотно отдаваться, всюду следуя за ним, словно на неосязаемом поводке.
И прямо сейчас, в очередной раз, он настойчиво толкает меня к нужному месту. Посреди безлюдной густой аллеи я останавливаюсь и достаю руку из кармана длинного черного пальто, отодвигаю рукав и гляжу на часы. Стрелка медленно отсчитывает секунды. Тик-тик-тик-тик-ток. ХРЫСТЬ! Раздавшийся внезапно треск костей тонет в умиротворенной атмосфере и остается никем незамеченным. Вновь щебечут птички, вдалеке шумят машины и множество торопящихся по делам ног.
Я смотрю на асфальт перед своими сапогами и вижу распластавшегося мужчину в темно-синем костюме и огромной залысиной, прикрытой тремя жидкими прядками. В ближайшем желтом доме из распахнутого окна на восьмом этаже под ветром бешено треплется тонкая занавеска с фиолетовыми цветами.
Мужчина тихо постанывает, пока вокруг его головы образовывается аппетитная лужица вишневого цвета, а в ней радужной искоркой поблескивает солнечный луч. Я вновь снимаю коричневую кожаную перчатку и безразличным взглядом окидываю нелепую позу несчастного. Присаживаюсь на корточки и осторожно поправляю выбившиеся каштановые волосинки мужчины. Вновь звучат жалобные осипшие стоны.
– Больно тебе, бедняга? Что ж, неудивительно. Нужно ведь думать, прежде чем так прыгать, – мой голос звучит холодно и отстраненно, и лишь мне одной известно, что этот тон – заученная фальшивка.
Впрочем, это не имеет никакого значения…
Я могу шептать, напевать, надорвать свои связки в оглушающем вопле, а Он все равно не услышит меня. Они никогда не слышат… Все мои слова улетают в пустоту.
И все же я неустанно беседую с умирающими, подбадривающе держа за руку и надеясь, что человек не будет чувствовать себя столь одиноко в последние, самые мучительные, секунды жизни. Хотела бы я, чтобы кто-нибудь сделал это и для меня… Но, увы, не всем нашим желаниям суждено случиться.
– Скажешь что-нибудь на прощание? Может, хочешь передать что-то своим детям, жене? Слова о любви, сожаления?
Оставшиеся крошки сил мужчина напрасно расходует на попытку ответить хоть что-нибудь, но вместо слов из потресканных губ вытекает бордовая жижица. Бледными пальцами я аккуратно касаюсь пока еще теплой щетинистой щеки – хныканье превращается