Сжигая дотла. Марк Майер
идеалов. И вот, ничто больше не сковывает ни тело, ни душу, но вместо радостного предвкушения первый шаг в новую жизнь вызвал лишь растерянность. Мужчина так долго ждал этого момента, но дальше его фантазии никогда не заходили, и что делать теперь он не представлял. Выйдя за пределы антимагического барьера, окружающего тюрьму, Ник с удивлением обнаружил, что воздух на воле ничем не отличается от той субстанции, которой он дышал на прогулках в арестантском дворе. На выходе коренастый офицер торжественно вручил освобождённому сверток вещей, десять лет дожидавшихся своего хозяина в именной ячейке, и несколько купюр, которых, по словам работников, должно хватить на дорогу в город и немного даже останется на скромный обед в вокзальной забегаловке. Двое надзирателей, с которыми у Ника завязались приятельские отношения, смогли на пять минут увильнуть от рабочих обязанностей, чтобы попрощаться с бывшим подопечным и пожелать больше никогда не возвращаться за решётку. Знал бы он десять лет назад, что будет жать руку не просто бессильным, а ещё и бессильным, держащим в заключении несколько сотен магов, он бы изувечил себе руки куда сильнее их нынешнего состояния. Но десять лет без магии стерли эти невидимые границы между двумя мирами. Лишённый своих способностей Ник больше не чувствовал превосходства над крепкими физически подготовленными ребятами, которые, в пределах антимагического барьера, могли управиться с заключёнными при помощи одной лишь дубинки. В этом плане исправительное учреждение действительно способствовало перевоспитанию.
Чем дольше Ник стоял перед пустынной дорогой, которая в перспективе приведёт его в родной город, тем меньше ему хотелось начинать этот путь. С ужасом он осознал, что холодные тюремные стены стали его домом, а теперь его с вещами выставили на улицу, чтобы отдать освободившуюся койку новому постояльцу. От волнения руки подрагивали. Мужчина решил убрать их в карманы пальто, не до конца понимая, спасает ли он их от нового мира или наоборот оберегает мир от непотребного вида своих конечностей. Пока Ник боролся с растерянностью, мимо промчался автобус, возможно единственный транспорт, регулярно пользующийся этой дорогой. Гремящая груда жести, собранная не то что до ареста Ника, а скорее уж до его рождения, даже не сбавила скорость возле безлюдной остановки метрах в пятидесяти от колонии для преступников-магов. Что-то подсказывало, что следующий рейс будет нескоро, но из альтернатив – только пешая прогулка до мало-мальски обжитых районов Теллура, где дороги будут более оживлёнными. Робкими шагами Ник отдалялся от решётчатых ворот всё дальше и дальше, и когда звуки тюремного режима стали практически неслышны, ноги вели мужчину к хлипкой остановке, где можно посмотреть расписание автобуса и, расположившись с пусть и минимальным, но комфортом на длинной деревянной скамье, дожидаться своего рейсового проводника в новую жизнь.
В планы вмешалась замаячившая вдали машина. Серебристый кроссовер мчался по дороге, поднимая в воздух клубы пыли, но по мере приближения к Нику скорость автомобиля всё сбавлялась и сбавлялась, пока колёса не скрипнули, тормозя в нескольких метрах от мужчины. Мотор выжидающе урчал в готовности сорваться с места, но его хозяин не спешил продолжить свой путь. Стекло у водительского сиденья со скрежетом опустилось и оттуда донёсся энергичный мужской голос.
– Друг, не подскажешь, до колонии далеко ещё ехать?
Ник с подозрением уставился на показавшееся в окне задорное лицо. Живые искрящиеся глаза с лукавым прищуром пробудили странное напряжение, предчувствие опасности, от которого живот скрутило, как от недельного голода. Причину такой реакции Ник понял достаточно быстро – за десять лет он настолько отвык от взглядов, наполненных чем-то кроме тоски и жалости к себе, что жизнерадостность казалась неуместной эмоцией для любого представителя человеческого вида. Подавив в себе назревающий приступ паники, мужчина обернулся. Хоть над тюрьмой и не было пёстрой вывески, зазывающей прохожих наведаться в заведение, перепутать это место с чем-либо ещё было сложно, как минимум благодаря блокпосту на входе. Повернувшись к автомобилисту, Ник ещё раз заглянул в выжидающе уставившиеся на него озорные глаза. На слепого не похож, да и вряд ли за эти годы законодательство смягчилось настолько, чтобы выдавать права незрячим. Возможно, первый же встретившийся Нику на воле человек – непроходимый тупица. Тогда и к обилию счастья в глазах нет вопросов. Не тратясь на слова, Ник кивнул головой в сторону единственного здания в округе.
– О, значится, я уже приехал! Чудненько, – водитель заулыбался пуще прежнего. – А ты, стало быть, только освободился?
Ник сощурился, раздумывая, стоит ли сразу послать любопытного проезжего или есть шанс, что, получив ответ на свой вопрос, он угомонится и отстанет от него. Лучшим вариантом казалось не создавать проблем в первые же минуты новой жизни, поэтому диалог продолжился без оскорблений.
– С чего ты взял? Может, я работаю в колонии и сейчас возвращаюсь со смены? – Ник старался не выдать своё раздражение.
– Это уж вряд ли, – нараспев протянул голос из машины и, увидев вскинувшиеся брови собеседника, объяснил. – Выглядишь… не как надзиратель. Должность повара или уборщика с тобой тоже никак не вяжется.
Ник оглядел себя