Змеелов. Даха Тараторина
дрогнувшие уголки тонких губ снова выпрямились. Он задумчиво протянул:
– Попадись ты мне годков десять назад, иначе бы говорили. Теперь-то уже что… – и враз посерьёзнел, как и не было ничего. – Значит слушай. Змеевицы вечно голодны и вечно охотятся.
– Как звери?
– Звери убивают из нужды. Эти же твари, – он запнулся и произнёс неуверенно: – Им нравится. Так я думаю. – На миг колдун погрузился в свои мысли, но очнулся и продолжил. – Могут прикинуться человеком. Иной раз заглядишься, как красивы! – Он играючи провёл по медным волосам Ирги, и та поспешила откинуть их за спину. А Змеелов продолжил: – Но это всё ложь. Они жаждут одной только крови.
Ирга облизала губы.
– Если могут прикинуться… Как понять, что пред тобой человек, а не…
– Зелье у меня есть. Одно, чтобы выдать следы змеевицы, – он указал на пятна зелени на груди покойника. – Ещё одно, чтобы заставить её перекинуться. Человек от него околеет враз, а вот гадина… Ей яды не страшны. Но, пока не обернётся, точно не узнаешь, кто есть кто.
– А когда обернётся… Как выглядит?
Колдун осклабился. Он приблизился к покойнику, двумя пальцами раскрыл тому глаз.
– Погляди сама. Ну?
– Ты ополоумел никак! Мёртвому? В глаза?! Чтобы он меня с собой утащил?!
Змеелов поморщился.
– Уж скольким я покойникам в глаза смотрел… У некоторых из них тогда даже сердце билось.
– Ну так ты нечисть боле, чем человек!
Змеелов равнодушно пожал плечами.
– Ну так ты тоже.
Ирга вспыхнула.
– Что сказал?! – Очертила перед собой в воздухе защитный символ. – Вот тебе, погань! Будешь знать!
Колдун только любопытно склонил голову на бок.
– А самой-то как? Не жжётся?
– Нет… А…
– А должно. Сама догадаешься или подсказать? Ни в жись не поверю, что никто не заметил!
От окна всё так же тянуло холодом, мокрая рубаха льнула к телу, но отчего-то стало жарко.
– Чего не заметил?
Змеелов почти ласково пригладил редкие волосы Костыля – неуместно и тепло, словно друга в Тень провожал. И одновременно гаркнул:
– Колдовку у себя под носом!
Вольно списать все беды, выпавшие их семье, на Безлюдье. Мол, та сторона коснулась детей задолго до рождения, оттого и Лихо за ними следует, оттого ершисты и строптивы, оттого девке, что ни день, тошно солнышко встречать. Вольно… Да только неправда. Не с рождения начались беды кукушат и не со смерти доброй старухи Айры, про которую Ирга сама иной раз сказывала, мол, дар имела. Дар у Айры был лишь один – доброта. В Гадючьем яре все знали: старушка поможет советом, накормит в голодный год, утешит, обнимет… И воспитает двух сирот, брошенных матерью-кукушкой, как родных. Да, тогда начались все беды Ирги и Василя, когда мать собрала вещички да ушла, оставив сына и дочь. Тогда Василь замкнулся и никому боле не показывал, как тяжко на душе. Тогда озлилась Ирга. И Безлюдье в том винить не след.
– Врёшь.
– А ты проверь. Глянь в глаза покойнику.
Ирга