Раскрутка. Андрей Константинов
города людей валят, а им – хоть хрен на фуражке теши! М-да… Что милиция, что полиция – те же яйца, только вид 3D!»
Всё же не зря пессимисты определяют надежду как крайнюю степень отчаяния: отделившись от толпы спешащих спуститься под землю граждан, убийца продолжил движение в сторону Кирочной. Вот тут Александр Валерьевич запаниковал, поскольку в его планы совсем не входило длительное пешее преследование профессионального, судя по легкости проделанной работы, киллера. Хорошо еще, что, будучи знакомым с повадками убийц исключительно по телесериалам, Грибков пребывал в иллюзорной уверенности, что орудие убийства преступник скинул на месте преступления и сейчас был хотя и «очень опасен», но по крайней мере не «вооружен». В противном случае филёр-самоучка не взялся бы его сопроводить даже и до метро.
Грибков перевозбудился настолько, что у него вспотели очки и, простите за такую интимную подробность, яйца. Так как со вторым в столь людной местности поделать было ничего нельзя, он секунд на пять притормозил и протер носовым платком хотя бы стекла. Но когда вновь водрузил очки на нос, киллера в поле зрения уже не было. Тут бы ему и возрадоваться: «Кто спрятался – я не виноват», – но, пока мозг лихорадочно щелкал процессором, ноги на автопилоте вывели тело на угол дома. Осторожно выглянув за который, Александр Валерьевич обнаружил потерянный было объект наблюдения мирно и законопослушно стоящим у пешеходной зебры в ожидании зелёного. В данном случае «законопослушность» объяснялась – о чудо! – стоящей на якоре буквально в парочке метров от перехода гибэдэдэшной машиной с двумя персонажами анекдотов внутри. И это был ОН! Не шанец, но – ШАНС!
Короткими приставными шажками Грибков приблизился к транспорту гайцов со стороны пассажирской дверцы и, чуть ли не целиком запихнув голову в салон (благо опущенное стекло позволяло), отчаянно зашептал-зачастил:
– Там убийца! Пять минут назад он застрелил человека! Честное слово! Я сам… своими глазами видел!..
Словно бы спинным мозгом почуяв неладное, Дружников обернулся и цепко просканировал подсобравшийся за спиной народ, задержавшись на раскоряченной фигуре мужика, эмоционально спорящего с гаишниками. Но тут как раз, заверещав, включился обратный отсчет пешеходного таймера, и душегуб вступил на первую из двенадцати порядком истертых пешеходных полосок.
Вторая. Третья. Четвертая…
– Молодой человек! – зычно ухнуло позади властное.
Вздрогнув, киллер втянул голову в плечи и невольно сбился с нарочито уверенного шага. Несмотря на то что и справа, и слева, и спереди двигалось еще с пяток граждан мужеского полу, внешне подходивших под обращение «молодой человек», он интуитивно догадался: сие недоброе горловое пение посвящается персонально ему. И как-то сразу сделалось у него на душе (да-да, у душегубов, представьте себе, тоже есть душа!) кисло-капустно.
– Молодой человек! Я к вам обращаюсь!
Дружников с усилием совершил полуоборотное