Фальшивые московские сказки. Рина Когтева
халата закрыла за Мариной дверь и крикнула:
– Томас Иваныч, все!
В тот же момент на квартиру на мгновенье опустилась тьма, а потом это уже оказалась совсем другая квартира. То есть это-то как раз и была квартира тридцать три ровно в том виде, в котором она принадлежала бывшим жильцам – потертые обои из конца восьмидесятых, старая советская мебель с ностальгическими стенкой и сервантом. Минималистическая кухня стала совершенно обыкновенной старой кухней с голубыми пластиковыми шкафами, а кресло, в котором сидел Томас Иванович, из стильного кожаного превратилось в кресло с деревянными ручками. На полу в комнатах был поцарапанный паркет, на кухне и в коридоре – линолеум в цветочек. Не изменились только Дарья Салтыкова и Томас де Торквемада. На ней был все тот же красный шелковый халат, а на нем – костюм в полоску. Де Торквемада сел за стол, на газовой плите засвистел чайник, Дарья налила кипяток в чайник с заваркой.
– Какая отвратительная особа, – заметил де Торквемада.
– Томас Иваныч, а вас в ней что-то конкретное отвратило? – в голосе Дарьи проскользнула ирония.
– Да нет… – несколько рассеянно ответил де Торквемада. – Общее впечатление.
Еще в самом начале их совместной работы Дарья стала называть его «Томас Иванович» на русский манер, поначалу де Торквемаду это чудовищно раздражало, но со временем он смирился. И даже иногда сам так к себе обращался. В конце концов, бытие определяет сознание. Кто так сказал? Ах да, Карл Маркс1. Томас Иванович всегда искренне сожалел, что в ад его отправил не он, а кто-то другой.
Чай по мнению Дарьи уже заварился, и она налила себе чашку. Томасу Ивановичу она даже не предлагала, потому что тот именовал чай непонятной жижей и категорически отказывался его употреблять.
– Редко встретишь человека, – заметил де Торквемада, – который внешне соответствовал бы всем канонам привлекательности, но при этом был бы настолько отталкивающим.
– Отталкивающая или нет, – Дарья отхлебнула чай, – но для девочки из провинции устроилась она отменно.
– Это да, – кивнул де Торквемада. – Но меня больше интересует Серикова с третьего этажа.
– Ой, – Салтыкова вздохнула, – да небось обыкновенная городская сумасшедшая: живет с кошками, лепит горшки, пишет на телевидение, чтобы привлечь к себе внимание. Я больше, чем уверена, что как раз у нее в квартире никаких привидений и нет.
Де Торквемада откинулся на спинку старого стула, заскрипевшего от его резкого движения, и скрестил руки на груди.
– Дария, а что вы знаете о привидениях?
Томас Иванович называл ее «Дария». Ей это не нравилось, но она привыкла, впрочем, как и он привык быть «Томасом Ивановичем».
– В смысле? – спросила Салтыкова.
– Ну как по-вашему, что они из себя представляют?
– А что по-моему то? Это те, кому не дали отправиться в ад или в рай. Как будто мое мнение отличается от того, что есть на самом деле.
– Да, – кивнул де Торквемада, –
Карл Маркс – немецкий социолог, писатель, экономист. На его труды часто ссылался В.И. Ленин. (здесь и далее – примечание автора).