Исход. Оксана Кириллова
концов, он не без основания считает Аушвиц своим детищем.
– И сейчас его ребенок вступает в важную пору своего становления. И ко всему прочему, – Габриэль усмехнулся, – венгерские евреи – люди зажиточные. Сложно представить, сколько добра они привезут с собой. Вы слышали, что комендант отозвал из Гливице гауптшарфюрера Молля? Это существо будет снова ответственно за наши крематории.
– Что ж, – я посмотрел на Габриэля, – кажется, все на своих местах.
На следующий день в лагерь собственной персоной заявился Адольф Эйхман. Я был весьма удивлен, увидев его в комендатуре в сопровождении Хёсса. Не привлекая их внимания, я забрал необходимые документы и вышел. Спустя какое-то время вышли и они, сели в ожидавшую машину и укатили в сторону платформы. Я выкинул недокуренную сигарету и снова вернулся в комендатуру. Судя по разговорам, которые я краем уха слышал, Эйхман приехал лично проверить готовность лагеря к принятию его транспортов из Венгрии. Что ж, даже его вечно мятущаяся душа ныне должна быть удовлетворена: усилиями вернувшегося на свой пост Хёсса лагерь был готов полностью.
Собственно, как я и ожидал, Эйхман остался доволен увиденным. За обедом мы все-таки встретились и он был в прекрасном расположении духа. Он первый увидел меня и громко поприветствовал:
– А, гауптштурмфюрер фон Тилл, знал, что встречу вас здесь! Рад видеть, прекрасно выглядите.
– Что ж, удовлетворен ты увиденным? – спросил я, когда мы вышли на улицу, оставшись наедине.
Стояла отличная погода. Чистое майское небо было неестественно голубым, словно кто-то плеснул в него сочной химической краски. Припекало солнце. Мы расстегнули воротники и закурили. Эйхман разглядывал бараки, ровной чередой уходящие вдаль. В лагере было необычайно тихо.
– Вполне, – кивнул он.
– Уже обсудил с комендантом график депортаций и количество составов, которые предстоит принять? – осторожно поинтересовался я.
Эйхман снова кивнул.
– Это мы обсудили еще во время его приезда ко мне в Будапешт. Кстати, я рад, что Хёсс добрался до меня и имел возможность лично убедиться в качестве местных евреев. Для работ, увы, непригодны… ну, может, процентов двадцать пять, не больше. Остальных на уничтожение.
Я ничего не ответил. Эйхман продолжил:
– Хорошо, что Хёсса вернули в Аушвиц. С Либехеншелем каши не сваришь, его либеральная политика в управлении лагерем – полная ерунда. До перевода в Инспекцию служил адъютантом в Лихтенбурге[2], говорят, прослыл там чувствительным тихоней. Удивительно, что в нем разглядел Глюкс[3]?..
Тут я вынужден был согласиться:
– Да, при всем моем уважении к оберштурмбаннфюреру Либехеншелю, это совершенно не его.
– Правду говорят, что он отменил наказания за мелкие провинности? – Эйхман насмешливо изогнул светлые брови.
– Так и есть, и еще запретил охране пользоваться информаторами среди заключенных, – кивнул я.
– Бред.
Лихтенбург – немецкий концентрационный лагерь, располагавшийся в бывшем здании тюрьмы неподалеку от города Преттин. Существовал с 1933 по 1939 г.
Рихард Глюкс (1889–1945) – группенфюрер СС, после гибели Теодора Эйке заменил его на посту главного инспектора концентрационных лагерей и начальника охранных подразделений. Позднее Инспекция была переименована в Управленческую группу D и вошла в состав Главного административно-хозяйственного управления СС (ВФХА).