Белград. Надя Алексеева
вдруг обрела длиннющую тонкую тень. Музыка смолкла; люди внизу, шатен со сцены, музыканты из ямы – теперь все смотрели на Аню, захваченную прожектором.
– Девушка, я вас спрашиваю, вы кто вообще? – крикнул шатен. – Я же запретил прессу на репетиции. Что за город! Павильон поставить не могут, а сюда пролезли, – шатен добавил мата, но уже смягчаясь.
Свет прожектора с Ани не сместили, пришлось отвечать. Поднялась.
– «Вести Ялты».
Голос – от волнения или от жары – прозвучал хрипло, словно решила спародировать шатена.
– Запишите, что я бодр, свеж и весел. А подрядчики в Ялте – дерьмо. Записали?
– Да, я… – Аня увидела, как охранник у двери машет ей, чтобы уходила.
– Мне некогда, интервью после концерта дам.
Аня повернулась и, спотыкаясь о кресла, заспешила к охраннику, на теплый желтый свет открытой двери.
Охранник проводил Аню до туалета, уговаривая, что ничего, ничего, вроде не обиделся, он нормальный, его тут любят, и он ваши «Вести» уважает. С Настюхой, например, в прошлом году… Охранник осекся, сказал, чтобы Аня выходила в ту же служебную дверь, а то ему прилетит.
В туалете по обыкновению не было бумажных полотенец; Аня обтерла руки о сарафан. Уходя, остановилась перед зеркалом возле гардероба. Задумалась: что же ей все-таки носить, чтобы не выглядеть чучелом? Может, тельняшки с брюками? На ум сразу пришли подвыпившие пузатые туристы в фуражках капитанов. Нет уж, лучше юбки. Она приподняла подол с темными, сырыми следами пальцев до колен, потом выше…
– Ножки у тебя, Ольга Леонардовна, как у невесты!
Аня уронила подол, заглянула в гардероб, ощетинившийся пустыми крючками. В углу на стуле сидела старушонка и вязала. Руки у нее были огромные, спицы в них не мелькали, а плавно и тяжело раскачивались.
– А живот – заплыл-поплыл… Где она, талия Книппер? Ау-у? – говорила старуха своим спицам. – Если так дела пойдут, я тебя не разомну, ищи себе другую массажиску.
– Мариночка, дайте хоть на старости лет шоколаду поесть! Всю жизнь ведь впроголодь. То денег не было, а потом вот, роли. Роли, роли… – словно отвечали старухе ее же спицы.
– Платье на тебе лопнет в девяносто лет, на юбилее прям, – будет тебе роль.
Аня подошла ближе, дослушать «разговор», – и тут охранник за спиной окликнул ее, постучал по часам на руке: мол, долго еще будешь на себя в зеркало любоваться? Пришлось развернуться и уйти.
– Старушка там вяжет… Она правда была массажисткой Книппер? – спросила у него Аня.
– Книпсер? Это кто?
Ясно, тут каши не сваришь.
– Можно, я в гардероб загляну еще раз?
Охранник подмигнул.
– В гримерку захотела? Рановато. Сам свою «Водку на столе» прогонит раз пять. Он же тебя после концерта звал, вот и зайди. Не, я всё понимаю, ты такая ничего из себя…
– Да нет, в гардеробе старушка, Мариночка, она, ну, в общем, моя массажистка, – врала Аня еще хуже, чем одевалась.
– Нет там никого. Ленка – в отпуске, в октябре выйдет. Марин сроду не было.
Потом Аня