Счастье для Хулигана. Настя Мирная
медленно проясняется, как и сознание.
– Пришёл в себя? – шипит агрессивно.
Дёргаю плечами, сбрасывая руки, прижимающие к столешнице, и хриплю:
– Отпускай.
Давление исчезает, но я так и стою над раковиной. Набираю в ладони воду и ныряю в них лицом, остужая не только после тяжёлых ударов, но и смывая градус алкоголя. Тряхнув башкой, как мокрая псина, шатаюсь. Цепляюсь пальцами в край стола до боли, стараясь не оказаться на полу. Век не поднимаю, продолжая судорожно растирать лицо. Вода с волос стекает за шиворот футболки.
– Можешь девку выпроводить? – толкаю сипом, стараясь звучать как можно ровнее.
Тёма выходит, а я на ощупь добираюсь до стула. Ставлю локти на стол, роняя на руки башку. Продираю мокрые патлы пальцами, будто это, блядь, поможет в чувство прийти.
Визг и возмущения шалавы воспринимаю отдалённо. Только по тяжёлым шагам понимаю, что брат на кухне. Мозг пульсирует. Слух прорезает затяжным ультразвуковым писком. Когда стараюсь разлепить распухшие веки, едва не слепну.
– Свет выруби. – шиплю, махнув рукой на лампу.
Щелчок выключателя даёт понять, что пытать меня Артём не собирается. Осторожно открываю глаза и благодарно выдыхаю. Хватаю стоящий на столе графин с водой и делаю несколько больших глотков.
Брат варит кофе и суёт мне какую-то таблетку, не сказав ни слова. Знаю, что он злится. После того, какими матами я покрыл его жену и маму его дочки, удивлён, что он меня не убил. С того дня ни с кем из них не разговаривал. Слишком разъебала меня эта ситуация, чтобы выяснять отношения ещё и с семьёй. Тёма за Настюху любого порвёт.
– Спасибо. – выбиваю, осторожно отхлёбывая горячий крепкий кофе.
– Колесо выпей. Полегчает. – холодно советует он, наливая в стакан воду и давая мне.
Без слов и вопросов закидываю в рот таблетку и запиваю ледяной водой. Пока пью кофе, продолжаем оба молчать. Только когда понимаю, что могу относительно трезво расценивать ситуацию, поднимаю на брата глаза.
– Она полтора месяца молчала, что Диана в городе. Понимаешь, брат? Семь недель они работали вместе, а она ничего не сказала. – хриплю, продолжая глотать терпкий напиток. – Она же знала… И ты знаешь… Не отпускает меня. Хочу быть с ней. Только с ней.
Не выветрившиеся градусы развязывают язык и вскрывают то, что так упорно прятал. Молчать не выходит, даже когда до крови язык закусываю. Мысли путаются, а голос садится до невнятного скулящего бубнения.
– Я знаю, Егор. Но это не значит, что ты имеешь право оскорблять и посылать на хуй мою жену. – сдержанно высекает Тёма, отпивая из своей кружки. – Понимаю, как тебя это шокировало, но…
– Прости. Соррян. Меня занесло. – бомблю больше зло, чем раскаянно.
Тянусь к пачке сигарет, но Артём дёргает её на себя. Прижигаю его бешенством, но он только качает головой и ровно сечёт:
– Сейчас опять накроет. Тебе в себя прийти надо. То, что ты будешь бухать, не просыхая, ничем не поможет. Так же и если будешь трахать всё, что движется. Ты где