Перекрестие судеб. Владимир Десятников
смерти и разрушений, и шансы на успех за них таяли с каждым мгновением.
Команда на начало битвы прозвучала громко и чётко; и в этот момент дала волю ярости. Одновременно раздались отвратительные гремящие звуки. Обе стороны, как машины, запущенные на полную мощность, рванулись вперед, навстречу неведомому ужасу. Звуки военной техники, раскаты грома и свист пуль сливались с отчаянными криками солдат. Орудия ревели, земля под ногами тряслась от залпов. Эмильен чувствовал, как рабочие надежды его бойцов, закалённых в боях, разрывались сериалами пуль, как рвут папиросную бумагу.
Немецкие самолеты, как хищные птицы, пикировали вниз, укрывая дождем огня своих пушек по французским позициям. Огонь с небес выкашивал ряды, сбивая десантников ещё до того, как они смогли ступить на родную землю. Лужи страха и боли образовались на поле, когда бронетехника поворачивалась, а старые французские танки, осёдланные солдатами, слабо двигались вперед, подрываемые мощными ударами артиллерии.
С каждым новым взрывом поднимались столбы пыли и дыма, кладущие серую завесу на поле битвы. Эмильен, осмотрев своих людей, внезапно почувствовал растущее беспокойство. Их боевой дух, хоть и крепок, начинал колебаться из-за численных потерь. Он крикнул, стараясь вдохнуть жизнь в свою армию: «Мы не можем отступить! Мы сражаемся за каждую пядь этой земли!» Но его слова, хоть и воодушевляющие, поднимали лишь временный подъем среди отступающей надежды.
Тем временем на стороне Ханса происходили аналогичные мутации в настроении. Он смотрел на битву с тревогой, в его голове росло беспокойство. «Что-то не так», – думал он, его ум боролся с фактом, что даже самые лучшие тактики могут привести к непредсказуемым последствиям. Его Luftwaffe обеспечивала превосходство в воздухе, но даже этого было недостаточно, чтобы перевернуть ход ситуации к окончательной победе. Повороты сражения вызывали у него раздражение – жизнь каждого потерянного солдата тяготела на его совести.
Сражение продолжалось уже четыре долгих часа, и ни одна из сторон не могла окончательно одержать верх. Бой принял характер мясорубки: зори сливались с яркими вспышками огня, а звуки войны становились всё жёстче. Шумиха и хаос затягивали себя, и, казалось, что это будет продолжаться вечность. Оружие переставало внушать страх – оно явно затевало лишь ярость у обеих сторон.
К вечеру битва пришла к неожиданному завершению. Замерев на мёртвой точке, обе стороны переглянулись с безмолвным пониманием – сегодня не будет победителей. Ханс, сжимая кулаки от разочарования, смотрел на поле. Франция понесла огромные потери – почти 40 тысяч солдат и значительное число техники. По сравнению с потерями Ханса в 15 тысяч солдат и десятками единиц техники это казалось катастрофой, но Ханс знал: это была лишь пауза перед грядущими сражениями.
«Как это возможно?» – тихо произнёс он, опустив взгляд на землю, изрытую смертью и разрушениями. Случайное поражение оставляло у него горькое послевкусие, и он понимал, что его стратегически