Непридуманная жизнь. Мира Минд
повернулась и быстрым шагом направилась в сторону города. Идти оставалось минут десять. Уже были слышны городские автобусы и троллейбусы, развозившие на утреннюю смену рабочих.
– Люба! Любаша! Подожди! Остановись, пожалуйста! – это Лариса, как всегда, пыталась всё сгладить.
Я прибавила шаг, ускорилась и, наконец, побежала. Мне не хотелось останавливаться или оборачиваться. Всё во мне бушевало. И моя юная влюбленность, набирающая силу, которую я едва могла сдерживать. И растерянность перед необыкновенной прямотой и искренностью Павла Лукова. И раздирающие меня в клочья противоречия, которые не давали мне покоя и сбивали с толку, не позволяя включить рассудок.
«Учиться, Люба! Ты должна учиться! Куда тебя несет? Какая еще любовь, тем более замужество? Ты рехнулась? О чем тут думать вообще? Учиться, учиться и учиться! Будет тебе счастье в твои законные 20 лет, если приспичит. Будут еще женихи. Не все переженятся. Кто-нибудь да останется приличный. И влюбится, и женится, и детишки пойдут. Не переживай! А пока чеши в свою общагу, на третий этаж, в комнату 306. Закройся, замуруйся там. Сиди – не высовывайся. И во всякие там компашки – ни-ни! А то офигеть: замуж ее позвали! Онемела она от предложения! Какая честь! Ты дура, что ли, совсем? Надо было сразу всё пресечь, чтобы в твою сторону даже мыслей подобных не возникало! Нет, а что я такого сделала вообще-то? Я что, с кем-то кокетничала? Или, что ли, флиртовала со всеми подряд? Чего это мне в монашки обряжаться? Откуда это всё взялось? Все эти охи-вздохи-передохи? Надо спросить у Юльки. Она точно знает, что с этим делать. Сейчас приду, попробую всё же поспать, а потом, на свежую голову, поболтаю с ней. Она старше и всё знает. У нее парней уже штук пять было. Все любимые. Со всеми дружит. Никто никому лиц не бьет. Умеет же она как-то договариваться…»
Я шла по дворам между девятиэтажками. На улице было еще свежо, но от быстрого шага мне стало даже жарко. День обещал быть солнечным и горячим. На небе не было ни облачка. Город просыпался. Дворники мели тротуары, рабочий люд выходил из подъездов и направлялся к автобусным остановкам. Маленькие людские ручейки стекались в один общий водоем, волнующийся в ожидании транспорта. Еще не вполне проснувшись, уже хорошо знакомые люди при встрече обменивались приветствиями и молча замирали на месте, глядя в одном направлении. Вечером такие же ручейки растекутся в обратном направлении, спеша к своим близким и родным.
«Так, а что я скажу вахтерше? Откуда пришла, где была? Допрос будет с пристрастием. Это по-любому. Вот еще слово-паразит! Все кругом к месту и не к месту долдонят: „по-любому, по-любому“. Терпеть не могу, когда все подряд начинают употреблять мусорные выражения. А сама тоже. Зачем? Люба, следи за речью. А то деградируешь и не заметишь».
Сегодня на вахте должна была дежурить моя любимая бабулька – Тамара Алексеевна Прошина. Она меня просто обожала, правда, я не знала, за что. Но в ответ, как порядочная девочка, я обожала ее тоже. Она всякий раз обязательно задерживала меня, проходящую мимо. И начинала петь мне дифирамбы вперемешку с вопросами о моей веселой жизни.
Я